Хент
Шрифт:
Как ни ужасна была весть, сообщенная старику, он все же немного успокоился, увидев, что такой человек, как эфенди, готов дружески помочь ему.
— Остался дорожный мешок, — ответил он, со страхом оглядываясь кругом, словно боясь, как бы кто не услышал его.
— Поди теперь вытащи этого осла из грязи… — пробормотал эфенди. — Только мешок остался!.. Подумаешь, какие это пустяки!..
И впившись в старика своим сатанинским взглядом, он прошептал:
— Каждая минута дорога для нас, идем скорее, спрячем этот мешок, пока не явились полицейские.
Старик, не сомневаясь в искренности эфенди, повел его к себе и указал на дорожный мешок Салмана.
— Запри двери, — приказал эфенди, а сам, открыв мешок, начал в нем рыться.
Там были письма с разными поручениями и адресами, векселя, выданные различными лицами, по которым Салман мог получать деньги, какие-то программы, инструкции и тому подобное. Было также несколько брошюр, из тех, которые он раздавал крестьянам, — словом, одни бумаги.
Эфенди с глубоким вниманием рассматривал все это и таинственно покачивал головой.
— Если хоть одна из этих бумажек попадет в руки правительства, тебя и твоих сыновей поднимут на виселицу и конфискуют все твое имущество.
Старик стоял точно окаменелый и не мог выговорить ни слова.
— Все это надо сжечь, — сказал эфенди и снова вложил в мешок вынутые бумаги.
— Я уже ничего не понимаю и не соображаю, — ответил старик дрожащим голосом, и на его глаза навернулись слезы.
Вдруг в голове эфенди мелькнула мысль: «Зачем жечь? Нужно просмотреть все бумаги, авось, они понадобятся мне, зачем уничтожать?» — и он спросил старика:
— Нет ли в твоем доме тайника, куда можно было бы временно спрятать все это?
— Есть, — ответил старик.
В его доме действительно были потайные углы, куда в минуты опасности старик прятал свое ценное имущество, но так как в тех краях почти всегда было неспокойно, то некоторые из тайников были заняты, остался только один, который можно было показать эфенди.
Они взяли опасный мешок и отправились в чуланчик, где держали масло, вино и разные продукты. Пол чулана был устлан тонкими каменными плитами. Старик поднял две плиты, под ними оказалась маленькая железная дверь. Хачо достал из кармана ключ, вложил его в замочную скважину, повернул два раза, и дверь отворилась. Они спустились по узкой лестнице в подвал.
В мрачной пустоте подвала нельзя было ничего различить. Воздух был очень тяжел и удушлив. Оставив там мешок, они поспешно вышли. Старик запер дверь и прикрыл пол плитами так, что никому и в голову не пришло бы, что под ними скрывается тайник.
— Дай мне ключи, — сказал эфенди, — я спрячу; теперь у тебя нет друга вернее меня.
Хачо, не долго думая, отдал ему ключи. Он так перепугался, что готов был пополнить любое приказание эфенди.
— Мне нужно о многом поговорить с тобой, старшина, но теперь не время: того и гляди явится полиция с обыском, — сказал он торопливо. — Пока я дам тебе несколько советов: никто не должен знать о нашем свидании; все, что мы сделали, должно остаться тайной, о ней не должны знать даже твои сыновья и домашние. Когда грянет полиция, постарайся держаться кок можно спокойнее и притворяйся наивным. Пусть ищут, где хотят! Опасный мешок мы уже спрятали, сам дьявол не найдет его. Не отрицай того, что этот «свистун» жил у тебя, только скажи, что его знать не знаешь и ни тебе, ни твоим сыновьям не известно, почему он скитается в этих краях.
Окончив свои наставления, он вышел из чуланчика.
— Теперь укажи мне другой выход, откуда я мог бы улизнуть незаметно.
Старик повел его через задние ворота, ведущие к скотным дворам.
— Прощай. Я вернусь, когда кончится обыск, и как-нибудь улажу дело, ты не беспокойся.
Эфенди удалился. Дорогой он несколько раз повторял про себя: «Теперь жизнь твоя в моих руках, старшина Хачо, что захочу, то и сделаю»…
Был первый час. Вардан, Айрапет и Апо еще не возвращались, остальные сыновья работали в поле. Женщины заняты были приготовлением обеда. Крестьяне обычно обедают в поле, а потому никто из домашних не знал о случившемся.
Старик Хачо с нетерпением ждал полиции, как приговоренный ждет смерти, зная ее неизбежность.
Он скрыл все от домашних, не желая пугать их заранее.
Наконец явился офицер с толпой полицейских.
Хотя домашние ничего не знали о происшедшем, все же приход солдат не удивил их: им не впервые было принимать таких гостей, которые приходили, оставались по нескольку дней, ели, пили и потом уходили. Появление турецких солдат в домах армян крестьян, в особенности в доме старшины, было обыкновенным явлением.
— Мне приказано произвести обыск, — сказал офицер, обратившись к старику Хачо.
— Дом мой к вашим услугам, где хотите осматривайте, — ответил старик, стараясь сохранить хладнокровие.
Офицер предварительно приказал запереть все двери и, расставив везде часовых, начал обыск. Прежде всего осмотрели ода, затем перешли к другим комнатам и, заглянув во все углы и щели, перебрали все предметы, но ничего подозрительного не нашли.
Женщины поняли, что случилось нечто необыкновенное, и подняли вопль. Но старик велел им молчать. Он успокоил их, сказав, что ничего опасного нет.
Покончив с обыском, офицер начал допрос.
— Жил ли в этом доме молодой человек, по имени Микаел Дудукджян?
— Он провел здесь несколько дней, — ответил старик.
— Знали ли вы его раньше?
— Я видел его впервые.
— В таком случае, почему же вы приняли его?
— Я старшина этой деревни. Вы ведь знаете местный обычай, по которому дом старшины что-то вроде караван-сарая или гостиницы, где всякий чужестранец и незнакомец находят ночлег. Как могу я знать, кто приходит или кто уходит отсюда?
— Не оставил ли он у вас каких-нибудь вещей?
— Ничего не оставил.
— Вам не известно, с какой целью бродил он в этих краях?
— Он ничего нам не говорил. Знаю только то, что он учитель.
— С кем он виделся или совещался?
— Учитель виделся со многими, чтобы приискать себе учеников.
— А вы знаете, где он теперь?
— Нет.
— Он арестован.
— Тем лучше, если он плохой человек. В эту минуту постучали в калитку.
— Не впускать никого, — приказал офицер. Слуга доложил, что это Томас-эфенди.