Хеопс и Нефертити
Шрифт:
Карл общался со слонихой два часа в день по общим вопросам. Непредсказуемый, как всегда, максимально засекретил свою деятельность. Он спускался на первый этаж, выгонял всех и начинал урок. Через два часа, обычно в приподнятом настроении, он возвращал Нефертити нам и удалялся в свой кабинет.
Наша троица – Мыльников, Андрюша и я – общалась с Нефертити по специальным вопросам и проблемам литературы и искусства. Женская часть моего отдела вступала вслед за нами и болтала на бытовые темы: семья, дети, прачечная, химчистка,
Обычно первым нашим вопросом к Нефертити было:
– О чем вы сегодня разговаривали с шефом?
Слониха признавала только термин «шеф» или по имени-отчеству. Карл сумел внушить ей безграничное уважение.
– Мы говорили… Мы говорили об эволюции, – томно сообщала нам Нефертити. Она произносила это с такой интонацией: «Вам все равно не понять».
Или она говорила:
– Мы с шефом обсуждали планы проникновения.
– Куда? – спрашивал я.
– В область подсознательного! – торжествующим голосом говорила слониха.
Мы с Андрюшей беззвучно ругались и начинали свой симпозиум. Особенно меня бесило то, что Нефертити разговаривала голосом Людмилы.
Поговорив два часа о творчестве Достоевского или о функциях Бесселя, мы несколько прибирали ее к рукам и добивались должного внимания и уважения. Но первые полчаса после Карла были невыносимы.
Однажды Нефертити сообщила:
– Карл Карлович сетовал на интеллектуальный вакуум.
Она так и сказала: «сетовал». Я скрипнул зубами от злости.
– Где? – спросил я.
– Что – где? – высокомерно спросила слониха.
– Где находится этот вакуум, на который он сетовал? – ядовито перевел Андрюша.
– В окружающей нас действительности.
– Дура! – выкрикнул Мыльников и выбежал из помещения.
– Что значит «дура»? – поинтересовалась она.
– Дура – это значит неумная женщина, – произнес Андрюша.
– Да, женщины, как правило, чрезвычайно неумны, – вздохнула Нефертити.
Андрюша выбежал за дверь без слов. Я представил, как они с Мыльниковым курят сейчас на лестничной площадке и кроют Нефертити в хвост и в гриву. Им хорошо!..
– Ну и что же вы с Карлом решили насчет вакуума? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие.
– С Карлом Карловичем, – поправила слониха. – Увы, это безнаддежно! Таков удел всех гениальных умов – находиться в атмосфере интеллектуального вакуума.
– В атмосфере вакуума! – передразнил я ее. – Ты хоть выражайся по-русски!
– Я вижу, что тебе трудно понять, – сказала она.
Вот такое было у нас общение. У женщин дело шло как по маслу. Нефертити не была с ними высокомерна. Она быстро научилась надевать маску «души общества», и они втроем (без Варвары) неутомимо чесали языки. Как-то раз я застал следующую картину.
Людмила и Галочка развалившись в креслах, пили чай, а Нефертити стучала отростком хобота по клавишам Галочкиной машинки. Машинка стояла на столе, придвинутом
Я подошел и заглянул в листок. Там были стихи:
Зачем любовь незримо правит миром?Я говорю, лобзая и стыдясь:– О да! Ты был, ты был моим кумиром,Но порвалась пленительная связь!Я подождал, пока она допечатает «пленительную связь», и вытащил листок из машинки.
– Что это? – спросил я, помахивая листком.
Нефертити выхватила листок у меня из рук и положила себе на спину – так, чтобы я не мог до него дотянуться.
– Тиша, не мешай нам, – сказала она игриво.
– Это стихи, Тихон Леонидович, – невинно произнесла Галочка. – Нам с Тити нравится.
Она сказала «Тити» на французский манер с ударением на последнем слоге.
В это время зазвонил телефон. Нефертити подняла трубку хоботом и поднесла ее к уху.
– Я слушаю, – сказала она.
Я не сразу сообразил, что слониха работает в автономном режиме. На наших уроках она тоже работала автономно, но двигательные органы мы отключали.
– Здравствуй, Софочка! – воскликнула Нефертити. – Нет, сейчас выйти не могу. У нас урок с Нефертити. Она передает тебе привет… Спасибо… Да, бери сорок шестой, если финские, а если итальянские, то сорок восьмой… И колготки тоже. Я потом отдам с получки… Ну, целую!
Нефертити повесила трубку: Галочка и Людмила смотрели на меня, ожидая реакции.
– Это кто? – спросил я, кивнув на телефон.
– Софочка, моя школьная подруга, – сказала Людмила: – Тити разговаривала за меня.
– Видишь ли, Тиша, мы нашли общий язык. Правда, девочки? – сказала Нефертити. – Тебе что-нибудь не нравится?
– Я в восторге, – сказал я и дернул ее за хвост.
Нефертити вырубилась.
– Как вы можете, Тихон Леонидович! – со слезами на глазах закричала Галочка. – Она ведь живая! Это произвол над личностью!
– Произвол над личностью – это воспитание интеллекта в мещанском духе, – сказал я. – Неужели мы старались для того, чтобы совершеннейший мозг был забит колготками, пошлыми стишками и прочей ерундой?
– Она сама уже может выбирать, что ей нужно, – сказала Людмила. – А вы, Тиша, ведете себя как деспот. Тити не принадлежит вам. Это не ваш семейный буфет, извините.
Я снова включил Нефертити.
– Ладно, Тихон, – сказала она. – Я это тебе припомню.
Мне показалось, что цели, которые мы ставили перед курсом обучения, уже достигнуты. Может быть, они даже превышены. Я пошел к Карлу и изложил ему свое мнение. Пора кончать общение с Нефертити и запускать ее к настоящему слону. Иначе в скором времени она пошлет нас подальше. Образование вредно сказывалось на ее характере.