Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Король ответил — но сейчас уже с печальным видом — что, к сожалению, все это правда, и правда, что Мерлин погрузил его в волшебный сон. И проснется король лишь, когда его народ окажется в крайней нужде и начнет взывать к нему и его мечу; и тогда возвратятся к нему былые силы и он сможет спасти свой народ.
— Но, — продолжал король, — раз в семь лет я имею право выйти из своего забытья, и тогда восстают из тлена и Камелот, и мой двор — всего на один день. На сегодня приходится этот радостный день, но это — и день печали, потому что сейчас он закончится и больше не повторится долгих семь лет. В этом году мне
Он вновь выпил с ней за ее здоровье, но во рту Эммы вино словно испарилось и превратилось в нечто без вкуса и запаха. А ее, как и прежде, мучила жажда.
Она начала приходить в себя, а король Артур, казалось, таял у нее на глазах. Во всяком случае ей показалось, что прямо сквозь его тело она видела спинку трона. И она быстро заговорила:
— Никто мне не поверит, когда я стану рассказывать об этом. А когда я буду еще и утверждать, что именно сегодня виделась и разговаривала с Артуром, королем Британии, все решат, что мне все просто приснилось.
Эмму так и подмывало попросить знака, украшения или чего-нибудь подобного, что могло бы подтвердить пережитое. Но она понимала — не может она желать подобного от легендарного короля.
Сейчас король улыбался и как раз хотел что-то сказать, но тут Эмма вспомнила еще об одном удивительном, чему хотела получить объяснение.
— Сир, — сказала она, подражая его манере не обращаться к ней на «ты». — Вы назвали мое имя. Откуда Вы знаете, кто я?
— Я просто знаю: Вы — королева Англии. И у Вас большие огорчения. Позвольте мне сказать: доверьтесь Вашему порыву и поезжайте в Данию — завтра Вы узнаете, что Вам надо взять с собой… А еще — прежде, чем мы расстанемся, я хочу попросить Вас: сожмите вашу ладонь, леди Эмма.
Немного удивленно посмотрела Эмма на него. Ей хотелось запомнить то, что он сказал о Дании — и как он это сказал? Потом она последовала его просьбе и зажала правую руку.
И вновь посмотрела на короля Артура, от которого перед ее взором остались лишь глаза и руки.
— Откройте ладонь! — приказал король.
Она повиновалась, и оттуда вылетела шелковисто-синяя бабочка. Она глазами следила за полетом бабочки через зал и услышала голос короля, доносившийся из все отдалявшегося сияния:
— Ты сохранишь память обо мне на всю жизнь, и в какое время года ни захотела бы ты вспомнить этот день, к тебе прилетит бабочка и коснется твоего виска…
С раскрытым ртом следила Эмма за полетом синей бабочки, а потом схватила серебряный бокал с вином: ее мучила такая жажда, что ей просто необходимо было утолить ее чем-либо!
На этот раз вино полилось прямо ей в рот, и она с наслаждением сделала глоток. Но поперхнулась и закашляла. Она быстро повернулась, чтобы откашляться, и тут увидела, что лежит на земле и во рту ощущает вкус пива. Оглянувшись в надежде увидеть короля Артура, она увидела лишь перепуганного монаха, склонившегося над ней с кружкой пива в руке.
— Deo gratias! [46] — вскрикнул монах. — Я боялся, что леди Эмма сломала шею, ведь сначала я не видел у нее признаков жизни.
Рядом во рву пасся Слейпнир.
Об этом видении Эмма сначала никому не решалась рассказывать, уверяя
46
Боже милостивый! (лam.).
Но Эдит неожиданно вся воспламенилась и стала умолять:
— Расскажи еще!
Сначала Эмма вспомнила не все, но чем больше она приходила в себя после падения, тем больше и больше вспоминала.
Только об одном не решалась рассказывать. О синей бабочке. Сначала она сама хотела испытать, как-нибудь попозже, действительно ли это «знамение», сбудется ли предсказание или нет. В чем-то ее видение само напоминало бабочку, хрупкую и легко ранимую, — она не могла позволить себе неосторожно дотрагиваться до ее крылышек. Она упомянула ее намного позже.
Только одну деталь из рассказов Эммы Эдит приняла не без сомнения. Когда Эмма рассказала ей о том, что король Артур говорил насчет Дании, Эдит постучала стилосом по восковой дощечке и, зажмурив правый глаз, стала рассматривать Эмму так, как она обычно делала, когда кому-то или чему-то не доверяла.
— А сейчас леди Эмма совершенно уверена?
— В чем? — озадачилась Эмма.
— В том, что леди Эмма не вложила в уста короля Артура собственные мечты?
Эмма вскочила, призывая в свидетели всех, кого вспомнила, начиная со дней Авраама, Исаака и Якова, включая яйца святого Кутберта, коими она клялась лишь про себя или в присутствии сестры Эдит. Наконец Эдит согласилась поверить в истинность рассказанного Эммой, а посему и не удивилась тому, что произошло несколько дней спустя.
Королева пришла к ней с наброском письма от короля.
— Перепиши это для меня как писец, — попросила она. — А от меня за это получишь настоящую реликвию.
Эдит взяла черновик и прочла его. Письмо было посланием всему датскому народу от Canutus, «Britanniae Monarchus», а также «Rex Danorum» [47] , но в остальном написанное по-датски. Король Кнут милостиво сообщал, что посылает в Данию свою дорогую королеву вместе со своим любимым сыном Хардекнутом уже сейчас с тем, чтобы в будущем не было никакого сомнения в том, кто унаследует трон Дании после его смерти.
47
Кнута, монарха Британии и короля данов (лam.).
Далее король Кнут уверял, что надеется и верит: его поверенный Ульф сын Торгиля, и все остальные властители, как духовные, так и светские, пожелают принести клятву верности королю Хардекнуту так же, как они присягнули ему самому.
Король уполномочивает свою королеву Эмму выполнить это поручение, а по возвращении в Англию передать короля Хардекнута в руки Ульфа сына Торгиля на воспитание с тем, чтобы тот вырос хорошим датчанином, знающим датский язык как родной. Королева сама говорит на языке оной страны и прочее объяснит сама.