Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Затем шли обычные тирады о деснице Божьей, указующей путь любимому датскому народу, и так далее, и так далее.
Эдит тяжело вздохнула и серьезно посмотрела на Эмму.
— А не полить ли тебе водички на голову?
— Нет. Кнут же сам сказал, что Кнютте получит датский трон — это слышала не только я сама, но и ярл Ульф тоже. А теперь пиши, только начисто.
— А как тебе удастся убедить датских властителей поверить, что все это написал сам король Кнут?
— Следующую неделю король Кнут пробудет у Альфивы. Я знаю, где он хранит свою печать, ведь он не берет ее с собой в подобные поездки. Властители увидят его печать и поверят.
Эдит крутила и вертела королевское письмо.
— Я и раньше сожалела о твоем лицемерии, — пробормотала она. — Для нас всех было бы лучше, если бы ты была посмиренней… Кнут ведь узнает, кто переписывал этот акт. Как ты думаешь, что будет с моей головой?
— Но, Эдит, ты же сможешь ответить, что мне вполне поверила, и, потом, ты же не знаешь датского? Вся буря обрушится на мою голову, если что и случится. А то, что королевскую печать ставила я сама, этого-то никто не сможет узнать.
— «Кровь на нас и на детях наших», сказали судьи иудейские Пилату. Черта с два! Ну, моя голова тоже станет реликвией, если я рискну ею ради тебя.
— Вот это левый мизинец святой Флорентины, — объяснила Эмма.
— По-моему, он принадлежал Питерсборо?
— Уже нет.
Эмма купила все мощи святой во Франции для своего верного аббата Эльфсиге, но, как известно, кое-что она приобрела и для себя лично. Одна реликвия святого отправилась в Норвегию с Олавом Харальдссоном. Эмма иногда поговаривала о том, что купила еще какой-то «кусочек» от останков, которыми владел монастырь Питерсборо; не может же монастырь обладать всем, тем более, что Эмма согласилась хорошо заплатить — уже во второй или даже третий раз?
Сестра Эдит вновь тяжело вздохнула и заявила, что реликвия эта ужасна. Но — она знала упрямство Эммы. Лучше бы она заставила согрешить кого-нибудь другого, тогда бы Эдит легче было взять на себя и труд, и тяжесть вины.
Эмма поблагодарила и расцеловала Эдит. Когда Кнут вернулся от Альфивы, она заявила ему, что отправляется в Данию и берет с собой Кнютте.
Как только Эмма достигла Дании, ярл Ульф созвал тинг [48] . Члены тинга собирались в Йеллинге, древнем городе короля Харальда Синезубого на Юлланде, поскольку ни королевский двор, ни церковь в Роскилле не смогли бы вместить такую огромную толпу. Собраться можно было лишь в зале Харальда или церкви в Йеллинге, если погода не позволит проводить тинг под открытым небом.
48
Вече у древних скандинавов.
Эмма тоже была потрясена размерами йеллингской церкви. Правда, деревянной, но примерно пятидесяти саженей в длину и более двадцати в ширину. В старом зале Харальда было на что посмотреть: да, именно так, должно быть, и выглядел зал Ролло, о котором она много слышала в детстве в Руане.
Много знатных господ прибыло сюда верхом или на кораблях. Они не уступали ни английской, ни французской знати в роскоши, а многих из них даже сопровождали личные оруженосцы. Высоко над головой, с величественной миной несли они господское оружие, с рукоятями, богато отделанными золотом и янтарем; ножны, сияющие серебром, украшала эмаль.
Бьерн, Торгильс, Свейн, еще Бьёрн и Тостиг. Их имена ничего не говорили Эмме, места, откуда они прибыли, давали ей возможность понять, сколь все же пространна датская держава Кнута. И она, наконец-то, смогла увидеть карту страны, давшую ей довольно полные сведения. Представляя ей то одного, то другого ярла, Ульф указывал на карте место, откуда они прибыли: вот этот из Сконе, а этот из Блекинге, этот из Рюгена, а тот из Халланда, а вот из той части Вестерётланда, которая принадлежит королю Кнуту. Затем пошли хёвдинги и ярлы из самой Дании с ее множеством островов.
Имена некоторых епископов она уже знала и раньше. Старый Готебальд из Лунда. Одинкар из Рибе, тот, который совсем недавно посвящал в сан Гербранда из Роскилле в Кентербери… Нет, она отказывается запоминать остальные имена.
Всем было любопытно повидать королеву Эмму, уже однажды бывшую английской королевой и родом из Нормандии. Все были одинаково потрясены молодостью и красотой королевы, уже успевшей столько достичь. Члены тинга ожидали увидеть стареющую женщину. Но, конечно же, им было ясно: ведь совсем недавно она родила Кнуту ребенка. Сам молодой принц, которого она держала за руку, не старше шести лет и сразу видно, кто его отец.
Эмма свое лучшее платье со сверкающей вышивкой из Нуннаминстера. Пока Ульф читал королевское послание Кнута, мужчины больше смотрели на Эмму, чем слушали ярла. Во время чтения Эмма стояла, как ей и было положено, и мужчины не могли налюбоваться ею. Вот как должна выглядеть королева! А не как тролль или лесовичка, как та, что король привозил сюда в Данию несколько лет назад. Альфива, наверное, хороша в постели, она умеет даже скакать на лошади и ругаться, как берсерк [49] . Но чтобы женщине добиться чести, занимать такое высокое положение, нужно быть такой, как эта королева!
49
Воин, приходивший во время битвы в неистовство.
Да, конечно же, все слушали то, что читал ярл Ульф, но лишь когда Эмма взяла слово — заговорив громко и ясно, да еще и на их собственном языке! — все действительно посчитали, что перед ними стоит следующий король Дании. Королева заставила его изящно поклониться членам тинга, и те ударили в свои щиты первыми подвернувшимися под руку предметами, поскольку свое оружие они вынуждены были оставить за дверью. Умно объяснила им стройная королева, что без их согласия и клятвы верности письмо короля Кнута не имеет никакой цены. Находчиво было и ее напоминание о том, что имя Хардекнут носил прадед короля Горма Старого.
А в это время королевское послание переходило из рук в руки. Многие глядели в него лишь для вида, поскольку читать не умели, а показать это боялись. Только когда письмо дошло до епископа Гербранда, оно надолго у него задержалось. Епископ позвал Ульфа.
— Это королевское послание не похоже на письма короля Кнута, которые я сам заверял, будучи в Англии, — сказал епископ мрачно. — Прежде всего не хватает свидетелей, есть лишь подпись самой королевы. Далее, подобные письма обычно пишутся на латыни. Мне не известно там ни одного писца, который знал бы датский.