Хейсар
Шрифт:
Убрав руки от лица, Сита шмыгнула носом и криво усмехнулась:
— Да, в общем, ничего особенного. Просто я вдруг поняла, что выбранный мною путь ведет в никуда…
Я непонимающе нахмурилась: из уст женщины, посвятившей свою жизнь служению Бастарзу, эта фраза звучала, по меньшей мере, странно.
— Ты — гейри! — убедившись, что косой крест, заплетенный над ее левым ухом, никуда не делся, воскликнула я. — Ты принимаешь роды, ты лечишь больных и раненых, ты продлеваешь жизнь тем, кто чувствует дыхание Темной половины Двуликого [204] …
204
Тем, кто чувствует дыхание Темной половины Двуликого, — то есть пожилым людям.
— Да, так и есть: я — дарую жизнь, но не имею права ее отнимать…
Фраза, произнесенная одними губами, прозвучала как крик души и заставила меня поежиться:
— Отнимать могут многие. А вот дарить…
Хейсарка посмотрела на меня как на юродивую и снова закрыла лицо руками.
Я передвинула табурет поближе к ней и тихонечко попросила:
— Может, расскажешь, почему у тебя появились такие мысли?
Сита скрипнула зубами, дернулась, чтобы встать, потом махнула рукой и заговорила. Голосом, напрочь лишенным каких-нибудь интонаций:
— Знаешь, когда я была совсем маленькой, я мечтала родиться мужчиной. Глядя на воинов, тренирующихся во дворе нашего сарти, я представляла, как пойду в набег, как буду убивать врагов и жечь их дома. Став чуть постарше, я поняла, что хочу быть не просто воином, а майягардом — ведь они настолько храбрые, сильные и быстрые, что все остальные по сравнению с ними — как цыплята рядом со Снежной Смертью…
Я покосилась на Крома и мысленно улыбнулась: он был не только храбр, силен и быстр, но и справедлив, честен и добр.
— С утра и до поздней ночи я пропадала во дворе, повторяя то, что делали воины… — глядя сквозь меня, продолжила Сита. — До тех пор, пока не упала и не выбила себе плечо. Легкость, с которой дари Иттира поставила его на место, поразила меня до глубины души. И я, забыв про Путь Клинка, начала грезить о Пути Травы [205] …
— Путь, достойный уважения… — прикоснувшись к ее плечу, искренне сказала я.
Хейсарка посмотрела на меня расширенными от боли зрачками и грустно усмехнулась:
205
Путь Травы — хейсарское название врачевания.
— Это только кажется… Впрочем, тогда я была уверена, что он — лучшее, что есть на Горготе…
Говорить, что я считаю так же, я не стала — ей нужно было выговориться, а мои замечания сбивали ее с мысли.
— Начав помогать дари Иттире и увидев своими глазами, что такое раны, боль и смерть, я возненавидела всех, кто берет в руки меч: один удар клинка — и человек, которому мать отдала пару десятков лиственей своей жизни, превращается в сочащийся кровью и гноем обрубок. Или уходит. Навсегда. Оставив на Горготе тех, кому он был дорог… С этого момента я перестала слушать легенды о величайших воинах Шаргайла — смотреть, как горят глаза у тех, кто не понимает, что они принесли в мир только страдания, мне было невыносимо…
Коротенькая пауза, за время которой Сита перевела дух и облизала пересохшие губы, — и монолог продолжился:
— Бакур Ветерок, Твиггар Железный Кулак, Эст Черноволосый — предки, которыми гордятся все хейсары Шаргайла, — стали для меня олицетворением зла. А их гард’эйт, добровольно разделившие их жизнь, — эйдине…
Я закрыла глаза, представила себе зарубки на кромовском Посохе Тьмы и криво усмехнулась:
— Я — не эйдине. А мой майягард заслуживает не ненависти, а уважения!
Хейсарка сгорбила плечи:
— Я знаю…
Потом довольно сильно дернула себя за крест и устало закрыла глаза:
— Я посвятила себя Барсу четыре лиственя назад… А ведь могла стать ори’дарр’иарой!
— Зачем? — удивилась я.
— Дайн Седая Прядь был моим братом… Я хочу отомстить…
Я непонимающе нахмурилась:
— Кому? Если мне не изменяет память, то человек, убивший твоего брата, уже мертв!
Хейсарка отрицательно помотала головой:
— Ты ошибаешься! Мертв лишь Ялгар Ослоп, а Юлай Подсвечник, отправивший его в наш сарти, до сих пор жив!
— Не нашли? — удивленно спросила я. — И жену Ваги тоже?
— Найдем… — злобно оскалилась Сита. — Вейнарский Лев уже выехал из Аверона!
— Зачем?
— Говорят, он знает, где и как искать…
Глава 33 — Кром Меченый
…Перебраться в свою комнату мне разрешили на восьмой день после ранения. Правда, крайне неохотно и с оговорками — выслушав мою просьбу, дари Иттира, только — только закончившая осматривать мои раны, сначала обозвала меня «эйдине, не способным думать ни о чем, кроме своего наш’ги», потом обругала аннара Аттарков, «не помнящего добра», ну и в итоге недовольно поджала губы:
— Ладно. Но только если тебя туда перенесут…
Привлекать к моему переселению немногих остающихся в сарти воинов мне было неудобно, поэтому я попытался объяснить ей, что уже начал вставать, поэтому доберусь до гостевой пристройки без посторонней помощи — опираясь на руку Мэй и с несколькими остановками на отдых.
Дослушав меня до конца, хейсарка повертела указательным пальцем над головой [206] , прикоснулась тыльной стороной ладони к моему лбу и притворно нахмурилась:
206
Повертеть указательным пальцем над головой — усомниться в здравом уме своего собеседника: «Твои мысли витают в чертогах Хэль».
— Жара нет — а бредишь…
Потом многозначительно посмотрела на Сати и царственно выплыла из комнаты…
То, что игнорировать волю лучшей дари Шаргайла не станет ни один хейсар, я слышал не раз и не два. Поэтому решил, что воины с носилками придут за мной уже через пару минут. Ага, как бы не так — следующий раз дверь распахнулась только часа через полтора. И явила моему взору не пару молодых хейсаров с носилками, а Тарваза Каменную Длань, одетого в праздничный, расшитый родовыми цветами араллух.