Химера
Шрифт:
Я до безумия устал умирать…
Мне до тошноты надоело начинать все сначала…
Время течет, как загустевшая бордово-черная кровь… Не торопясь. Секунда за секундой…
Но ничего не происходит… Взрыва нет!
Ни через минуту, ни через три… Взрыватель не сработал от удара! Меня переполняет радость. Умопомрачительное везение. Джек-пот! Хотя это намного лучше, чем даже выиграть миллион долларов в лотерею.
Окрыленный удачей, я вскакиваю и оставшийся путь до убежища пробегаю сломя
Эта необдуманность едва не стоила жизни. Хорошо, что солдат в убежище, прежде чем стрелять, сначала смотрел в кого.
Землянка небольшая и темная. Освещается лишь керосиновой лампой. Из мебели — парочка пней вместо стульев и прогнивший деревянный стол. На нем лежат скомканные карты.
Передо мной мужчина лет тридцати, коренастый, невысокий. Со злыми глазами и топорщащейся двухдневной щетиной на мужественном лице. Судя по погонам — старшина. Он направляет ствол автомата прямо в центр моего лба. На спусковом крючке еле заметно подрагивает палец, готовый в любой момент спустить крючок.
— Не стреляй! Свои! — кричу ему и поднимаю руки вверх.
Плавно, не торопясь, до тех пор, пока не подпираю ими низкий потолок, покрытый слизью и копотью.
— Свои дверь с ноги не открывают! Ну, или хотя бы отборным матом приветствуют.
— Да наш я… Точно… Документы предъявить могу, — говорю я и пытаюсь опустить одну руку во внутренний карман шинели.
— Стоять, стрелять буду! — орет он так, что лицо его багровеет, — Что мне твоя ксива? Вы, фашистские гниды, их уже рисовать научились…
— Они настоящие, — перебиваю я старшину.
— Лучше я тебе, перед тем как голову разнести, ноги прострелю. И ты мне все расскажешь. Исповедаешься напоследок, — гаркает он, опуская дуло автомата чуть ниже. — Сегодня я за старшего. Я твой бог! Если для вас, узурпаторов, он существует.
Почему Сергей меня не остановил перед дверью? Неужели забыл?.. Или он здесь раньше не был? Как теперь выкручиваться? Теркин же пристрелит меня, как бешеную собаку! Придется импровизировать…
— Как скажешь, только не делай глупостей. У нас нет времени, старшина. Федор, друг твой, уже мертв. Немцы рядом, нельзя терять ни минуты. Слишком мало времени.
— Ты его и замочил. А имя угадал… Хотя нет — документы нашел.
В этот момент в голове мелькает спасительная мысль. Блокнот в кармане на груди… Вернее, не сам ежедневник, а текст, написанный в нем на третьей странице. Эту запись оставила медсестра, которую он случайно спас от неминуемой смерти. Хотя он даже имени ее не узнал… Девушка растворилась без следа на следующее утро. После этого все и началось… Но сейчас важно другое… Сергей помнит текст наизусть, ведь он перечитывал его тысячи раз. Помню и я…
— Объясни
— Почти убедил, хватит. Но документы все же кинь!
Я вытаскиваю военный билет из кармана шинели и делаю все, как он просил. Солдат приседает на корточки, поднимает документы и внимательно их изучает, не отводя от меня ствол.
— Все в порядке, товарищ лейтенант! Извиняй! Ошибочка вышла. Не злодействуй… Сам понимаешь, нервы на пределе. Шляются тут всякие, — говорит он и опускает ствол автомата.
Все-таки я нашел Теркина, но лучше перепроверить. Права на ошибку у меня нет.
— Принято, старшина… Но я, пожалуй, тоже тебя проверю. Фамилия командира?
— Зубов…
— Номер части?
— Тридцать девятая…
— Какой сейчас месяц, год?
— Сорок второй, февраль был с утра. Странные же у тебя вопросы…
— Отлично, все верно… Ну, здорово, Василий, — говорю я и протягиваю руку, перемазанную землей и сгустками крови.
— Чудной ты, лейтенант Сергей Слепаков. Здорово!
Его рука смыкается на моей, и где-то внутри рукопожатия проскакивает с треском миниатюрная молния, яркой вспышкой осветившая землянку. Он отскакивает и смотрит ошарашенными глазами.
— Что это за хрень? Ф-ф… фокусник, что ли? На гражданке видел такого ч-ч… чудилу на представлении, — заикаясь, бормочет он и смотрит на ладонь в поисках повреждений или ожога, которых там точно нет.
Их просто не могло там быть, ведь в руке я ничего не держал. Через рукопожатие Сергей передал самое ценное — дар неуязвимости… Все, как просили голоса в его голове. Он оттачивал эту способность целую тьму времени. Ведь даже сам не помнит, когда это все началось. Не помнит лейтенант и то, почему это делал… Не знаю этого и я…
— Фокусник, почти Дэвид Копперфильд… Но больше волшебник.
— Кто «почти»? Не разобрал…
— Забудь, неважно. Я пошутил неудачно. Для тебя это имя еще долго будет пустым звуком.
— В репу бы тебе навалять за такие шуточки. Но субординацию по уставу соблюдать следует. Эх, попался бы ты мне такой веселый в деревне! В бараний рог бы согнул.
— Да не стоит, не со зла я. Статические разряды на руке накопились.
— Какие разряды?
— Статические… Не забивай голову.
— Я и не забиваю… Знать просто охота.
— Я же говорю: случайно получилось… Угостишь махоркой? — спрашиваю я Теркина, переводя тему разговора в новое русло. — Курить хочу, аж блевать охота.