Химера
Шрифт:
Что же я в итоге имею? Да ничего я не имею… Поверить во внезапную похмельную амнезию я еще могу, но что делать со всем остальным? Кто мне написал это непонятное послание? Если даже предположить, что мой неизвестный вчерашний друг… который по-русски с трудом говорил.
Нет… Явный бред. Как он тогда накалякал? По кому мне не скучать? Зачем? Что мне хотели сказать?
В таком глубоком раздумье я незаметно прибыл к пункту назначения. Как выяснилось, раньше времени. По этой причине я сейчас стоял в толпе у закрытых дверей на подъемник. «Железная дама» была недоступна.
Народу
Прозрачный лифт из закаленного стекла набился людьми и поехал вверх. С каждым метром я выхватывал из пространства все новые и новые горизонты Парижа. Чудесное Марсово поле с геометрически правильными прямоугольниками травяных газонов и кругами насаждений. Его разрезал напополам черный асфальт улицы Сент-Доминик. Люди казались не больше муравьев. Вдалеке за полем виднелось здание Военной школы и величественная угольно-черная глыба башни Монпарнас. Чуть левее сверкающий в солнечных лучах золотой купол Дома Инвалидов, затерянный в пестроте строений с замысловатыми формами стен и крыш. Неописуемая красотища!
Вновь слышались щелчки затворов фотоаппаратов и беспрестанно били в глаза яркие вспышки. Как прожектора со стробоскопическим эффектом в ночном клубе в разгар вечеринки. Одурманенная от впечатлений голова и быстро вращающие глаза с трудом поспевали за командами головного мозга. Он пытался поглотить всю открывшуюся перед ним панораму, не пропуская ни одной крошечной детали. Ни самого маленького двора, ни узкой улочки, ни даже неказистого деревца.
Жаль, что Лены со мной не было, и она не видела всей этой лепоты… Интересно, где она сейчас? Есть в этой обертке под названием «Селезнева» все-таки что-то «чудно завернутое», неподвластное пока моему разуму…
Повинуясь безудержной фантазии просветленного ума, в отражении стекла возник ее размытый образ, который мне загадочно улыбался. Я попытался мысленно придать ему четкость и вдохнуть в него жизнь, всматриваясь сквозь пространство. Силуэт поддался целеустремленному взгляду, и меня накрыли воспоминания…
Я прошел внутрь «Боинга» и почти сразу увидел Елену. Она сидела в правом ряду по ходу движения, прямо у иллюминатора. Как раз напротив крыла самолета. Девушка уткнулась в блокнот и что-то выводила карандашом.
— А вот и я, — плюхнувшись с разбегу в свободное кресло рядом с ней, протянул я. — Думал, не успею… На трап уже запрыгивал и пальцы в закрывающиеся двери заталкивал.
— Я заметила, что ты любишь эффектно появляться, — пропела она и рассмеялась. — Бег с препятствиями не зря прошел? Выполнил миссию? Спас человечество?
— Разумеется, — побрякав стеклянными бутылками в пакете, подтвердил я. — Только зря все это. Вот эта не очень добрая женщина, — продолжил я, указывая пальцем на
Женщина в синем костюме, стоящая в проходе самолета, заметила мои телодвижения и посмотрела прожигающим взглядом.
— Здоровье сэкономишь, — язвительно сказала Леночка. — А если серьезно, конечно, есть еще один вариант. — Она сделала вид, будто припоминает что-то. — Например, обольстить стюардессу.
— Ты серьезно?
— Ну, я не она. Гарантировать ничего не могу. Поговори с ней. Может, она на самом деле женщина любезная и совсем не злая. А если подаришь ей коробку конфет, то вообще станет «мисс любезность». Сервис по высшему разряду тебя ждет, как в бизнес-классе.
— Салфеткой будет слюни подтирать?
— Фу, какой ты противный! Как договоришься. С этими вопросами лучше к влюбленной в тебя с первого взгляда «тетеньке». Может, что-нибудь еще тебе подотрет…
— Ну уж нетушки! Перебьюсь без алкоголя.
— Датушки! — выпалила Елена и вновь рассмеялась.
— А ты что это такое рисуешь? — сменил я неприятную тему, уткнув «длинный» нос в ее ежедневник.
— Да так, ничего… Хочется что-нибудь грандиозное воплотить на холсте. Но пока не получается… То времени нет, то мыслей…
Нужно отметить — Елена невероятно талантливый художник. Во весь разворот ежедневника она нарисовала какой-то город. Картинка была настолько реалистична, что больше походила на качественную фотографию. Казалось, щелкни пальцем — и рисунок оживет. Деревья зашевелят обнаженными ветвями под дуновением легкого ветерка. По аллее из тротуарной плитки потянутся люди. Мимо сверкающих витрин кафе и магазинов, расположенных на первых этажах современных домов из стекла и бетона. В небесах воспарят свободные птицы. А на фасаде виднеющейся вдали башни с трехконечной звездой на крыше двинутся вперед стрелки старинных часов. Восхитительное зрелище!
— Видать, давно хочешь… Вон, весь лист изрисовала.
— Есть такое, — тяжело вздохнула она и перевернула страницу. На новом листе были лишь адреса каких-то компаний и номера телефонов.
— А ты левша? Не замечал что-то раньше.
— Почему левша?
— Ну, ты же левой рукой рисуешь, — уточнил я, обескураженный странным встречным вопросом.
Я еще раз на себе проверил положение правой и левой руки. Может, напутал… Нет, все правильно.
— Я не совсем левша. Сразу обеими руками могу. Какой перо схватила, той и пишу…
— Как Юлий Цезарь: двумя одновременно?
— Ага… Но только я скромнее. Амбиций поменьше и правление Римской империей меня не интересует.
— Скромница ты наша! А это что у тебя за адреса? Париж, улица Монтень, дом шестьдесят шесть… Марсель, улица…
— Владимир, где твое воспитание? Тебя не учили в детстве, что нехорошо читать чужие записи? — прервав чтение хлопком закрывшегося блокнота, спросила она немного рассерженно.
— Нет, не учили. Болел в это время. И вообще, кто не хочет, чтобы читали, не открывает нараспашку страницы.