Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Но развалился Комитет, куратор исчез, а некоторое время спустя появился новый, пекшийся прежде всего о правах человека и этичности контактерских влияний; Дед не знал, остались ли советские инструкции в действии, он подозревал, что о них вовсе забыли, но ученикам все же пересказал – для науки и на всякий случай.
«Это мой собственный «час Х», - подумал Ксе, - хоть я и не шаман больше…»
Посреди двора разожгли гигантский костер. Дети вытащили из дома несколько толстых ковров, скатали их в рулоны и разложили вокруг огня. От дров и хвороста летели снопы искр, тяжкий жар высушивал глаза и палил лицо; верховный жрец бога войны оттащил
Менгра-Ргет поднял лицо. Сквозь языки костра оно отливало золотом; золотым солнечным светом сверкали глаза жреца, а темно-рыжие волосы пламенели медью. Что-то подобное происходило и с остальными. Вокруг человеческих тел, вокруг привычных бледно-синих аур загорались другие, нечеловеческие, могучие и ослепительные, как будто каждого из жрецов-заместителей окружал доспех, выкованный из плоти Солнца.
Ксе глянул на Иллиради.
«Принцесса» сидела на соседнем ковре. Возможно, из-за жара костра ее лицо покрывали капельки пота; губы у нее дрожали, и, когда она повернула голову, почувствовав взгляд Ксе, в глазах ее смешались мольба и тревога.
Она была невероятно похожа на богиню Лену, которую Ксе видел на жениных фотографиях. «Да ведь она и есть сейчас – старшая красота, - вдруг понял жрец. – У стфари нет младшей…» Как бы ни было страшно сейчас Иллиради, атрибутику богини она принимала уверенно и без промедления.
…Стфари экономили электричество и с наступлением полуночи всегда выключали фонари во дворе. Ксе любил этот час, наступление древней тьмы, когда ничто не слепило глаз и не мешало звездам светить. После городского неба здешнее казалось каким-то ненастоящим, слишком правильным, словно рисунок из детской книжки; россыпь искр устилала его от горизонта до горизонта, белел Млечный Путь, и шествовала Луна – круглая, как будто осязаемая, отчетливо изъеденная пятнами кратеров. Сейчас видна была только она – смутно-алая и первобытно-зловещая, сколько ни рассказывай себе о преломлении света в атмосфере.
Ксе последний раз посмотрел на небо. Дальнейшее ему предстояло видеть через тонкий план.
Лицу от костра было жарко, а спина мерзла. Верховный жрец поерзал на седалище, пытаясь устроиться поудобнее, осознал бесперспективность этой затеи и вздохнул.
А потом ушел из плотного мира.
…Кажется, будто ты первая рыба, выбравшаяся на берег; первая рыба в тумане тысячелетий, что научилась дышать голым воздухом и передвигаться по суше. Прежде, принимая иное зрение, ты нырял в стихию, как в море, и смотрел оттуда на мир словно рыба через толщу воды, а теперь вышел на берег и стоишь на кромке медленного прибоя, на краю беспредельной каменистой равнины. Острый свет озаряет ее, но неведомо, откуда он льется, потому что над головой – океан, точно такой же океан, что за спиной.
Потом ты оглядываешься, привыкая видеть, и видишь: далеко-далеко, болтая в теплой воде босыми ногами, сидит на треснувшем валуне золотоволосый подросток.
Он замечает тебя и приветливо машет рукой.
…Потом Ксе увидел остальных.
Пока он смотрел на тонкий мир, оставаясь в физическом, люди, набросившие функциональные матрицы божеств, казались чем-то большим, нежели люди; здесь, в ином пространстве, они были лишь бледными подобиями богов. Один Ансэндар, предводительствовавший скорбной свитой теней своего пантеона, выглядел настоящим.
И еще – Энгу.
Бог нкераиз был страшен – не так, как страшен боец и убийца, а как страшен умирающий от неизлечимой болезни. Ксе отвел взгляд. То ли сказанное Дедом о героине создало в его сознании этот образ, то ли оно в самом деле так выглядело… Жрец подумал о Жене и отце Женя, и стало ему нехорошо.
– Haenngue, - тихо сказал Ансэндар, пристально глядя названному в глаза.
Серое лицо нкераиз исказилось.
Он стоял один против полудюжины, искалеченный, взнузданный пролитой кровью, и смотрел. Под искусственно наведенной ненавистью, мутившей взгляд иномирного божества, было страдание.
– Я убью, - сказал Энгу. Голова его судорожно дернулась и упала набок, как у разбитого параличом.
– Почему? – так же тихо спросил Анса.
Тот засмеялся лающим смехом.
– Я не могу, - ответил второй бог и развел худыми как кости руками.
Ансэндар опустил голову. Ксе показалось, что даже просто стоять перед убийцей ему тяжело; под яростным светом Неботца беловолосый стфари мало-помалу выцветал, как переводная картинка.
– Я знаю, что тебе тяжело, - сказал Анса. – Я сам принимал кровь. Тогда. В последние месяцы.
– Я заметил, - сказал Энгу, оскалив серые зубы.
– Ты уверен, что твоя воля на самом деле – закончилась?
Лицо нкераиз исказила гримаса муки; он хрипло, запаленно вдохнул, подавившись воздухом, и засмеялся снова.
– Девяносто девять, - сказал он.
– Что?
– У них умно придуманные законы – женщина не человек… Чтобы попасть сюда, они заклали девяносто девять беременных. Беременных девочками, конечно.
Ансэндар вздрогнул и отступил; глаза его расширились от ужаса.
– Не может…
– Не ради силы, - по-волчьи усмехаясь, перебил Энгу. – Пройти за тобой след в след было не настолько трудно. Моя воля закончилась. Я убью.
Менгра-Ргет – мертвый Лудра лу-Менгра – поднял молот, не дожидаясь дальнейших слов. Тонко заржали кони, запряженные в колесницу мертвой Леннаради.
«Пусть будет сражение, - сказал где-то неизмеримо далеко Жень. – Пусть начнется. Так надо».
Что происходило потом, понял бы, вероятно, только настоящий, старый и опытный верховный жрец, пришедший к своему сану после долгих лет практики. Охваченный невыносимым волнением Ксе повиновался рефлексу и сделал то, что сделал бы, будучи шаманом, и что сейчас не должен был делать ни в коем случае.
Он попытался нырнуть в стихию и прислушаться к ее мыслям.
…Все вокруг смешалось, покатилось колесом, сворачиваясь в слепящую точку – свет, равнина, оба океана, земной и небесный, жутко-беззвучные многоцветные вспышки… Словно в ту минуту, когда Даниль показывал искусственным богам свою власть, пропало существующее в тонком плане подобие слухового восприятия. Оно не имело отношения к физическому звуку, являясь, скорее, прямым восприятием смыслов – на этом основана телепатия, и потому-то Ксе понимал, о чем говорит нкераиз Энгу. Одуревший от дикого буйства Матьземли, жрец перестал что-либо осознавать и оттого оглох.