Хищник. Том 1. Воин без имени
Шрифт:
В кошеле находились несколько серебряных siliquae, которые я специально отложил для этого случая, и servitium Обезьянки, теперь уже подписанный и мной тоже. Моя запись была сделана на старом наречии готическим шрифтом: «Maizen thizai friathwai manna ni habaith, ei huas saiwala seina lagjith faur frijonds seinans».
Я никогда не встречал старую больную мать Гудинанда и даже не знал, умеет ли она читать. Но вдова должна обрадоваться деньгам, и, уж конечно, кто-нибудь из соседей сможет перевести для нее оба документа. В servitium говорилось, что отныне эта достойная женщина является законной владелицей рабыни, которая будет заботиться о ней вместо погибшего Гудинанда. Другой документ напоминал ей то, что мать Гудинанда (если она была истинной христианкой) должна была и так знать: «Никто не заслуживает большей любви, чем тот, кто отдал свою жизнь за друга».
Я вернулся в deversorium, переоделся в одежду Торна и собрался уже насладиться заслуженным отдыхом в свой комнате, когда пришел Вайрд в сильном подпитии, его усы и борода топорщились во все стороны. Он взглянул на меня налитыми кровью глазами и сказал:
— Без сомнения, ты уже слышал, что дракониха Робея и ее змееныш Джаирус мертвы.
— Нет, frauja, я пока еще не слышал, но от души надеялся на это.
— Они умерли во время купания, но не потому, что утонули. Похоже, оба скончались почти одновременно, хотя и в разных термах.
— Я ожидал, что услышу это.
— Они умерли при весьма любопытных обстоятельствах. И что особенно странно, при похожих обстоятельствах.
— Я рад слышать это.
— Говорят, что на лице Джаируса застыла ужасная гримаса, что его тело все было перекручено и лежало в луже собственных нечистот. Говорят, что рот Робеи был также раскрыт от ужаса, что от конвульсий ее тело чуть ли не завязалось узлом и что она плавала в бассейне balineum, который стал коричневым от ее нечистот.
— Чрезвычайно рад услышать это.
— Странно, в свете произошедшего сегодня, что священник Тибурниус все еще жив.
— Мне самому жаль, что он жив. Но я подумал, что будет неосмотрительным с моей стороны разом избавить Констанцию от всех, кто творит зло. Я оставлю священника на суд Господа, которому, как этот лицемер заявляет, он служит.
— Немного же он может послужить ему с этих пор. По крайней мере, на людях. Полагаю, что всю оставшуюся жизнь Тибурниус станет скрываться за запертыми и охраняемыми дверями.
Когда я ничего не ответил на это, а только усмехнулся, Вайрд задумчиво почесал свою бороду и сказал:
— Итак, вот для чего тебе понадобились все наши деньги. Но, во имя мстительной каменной статуи Мития [133] , мальчишка, что ты купил на эти деньги?
— Ну, я кое-что приобрел у египтянина-работорговца.
— Что? Ты купил раба-гладиатора? Нанял sicarius? [134] Но говорят, что на обоих трупах не было никаких следов насилия.
— Я купил venefica.
— Что?! — От изумления Вайрд почти протрезвел. — Что тебе известно о venefica? Откуда ты узнал?
133
Статуя атлета Мития, по преданию, упала на человека, убившего Мития, и задавила его насмерть.
134
Убийца (лат.).
— Я по натуре своей очень любознательный, frauja. Всем вокруг интересуюсь. Я узнал, что некоторых рабынь с младенчества кормят определенными ядами. Сначала им дают совсем немного, затем увеличивают дозы. К тому времени, когда рабыни достигают девичества, их собственные тела привыкают к этим веществам и те не причиняют им вреда. Однако накопленный яд настолько опасен, что мужчина, который делит постель с venefica, — и любой, кто отведает ее соков, — сразу же умирает.
Тихим голосом Вайрд произнес:
— И ты купил одну venefica. И подарил ее…
— Да, я купил совершенно особую рабыню. Эту девочку, как и большинство venefica, кормили аконитом, потому что у этого яда нет неприятного привкуса. Но ее еще всю жизнь кормили и elaterium. Если ты не знаешь, frauja, этот яд получают из небольшого растения, которое называется «бешеный огурец».
— Иисусе, — произнес Вайрд, глядя на меня с каким-то благоговейным ужасом. — Ничего удивительного, что они умерли такой отвратительной смертью — треснули, как огурец.
Теперь Вайрд окончательно протрезвел и, похоже, ему было не по себе.
— Скажи мне, мальчишка, ты решил оставить себе эту venefica?
— Не беспокойся, frauja. Она выполнила здесь свою работу, а я свою. Больше она мне не нужна. Я предлагаю нам с тобой поскорее отправиться куда-нибудь еще. Как только мы упакуем вещи и закончим все приготовления, я с радостью покину Констанцию. Навсегда.
ОБИТЕЛЬ ЭХА
1
Остаток осени, всю зиму и большую часть весны я работал усерднее, чем прежде, — держал данное Вайрду обещание, — стараясь добыть побольше шкур, рогов горных козлов, бобровых струй. Разумеется, мало кто из охотников смог бы угнаться за Вайрдом. Он по-прежнему далеко превосходил меня в знании леса и мастерстве охоты. Однако я начал замечать (и сам Вайрд признавал это с грустью и досадой), что преклонный возраст давал о себе знать, так что теперь его зрение оставалось по-прежнему острым только при ярком дневном свете.
— Во имя отца всего сущего Вотана, — ворчал он, — вот что я хочу знать: стали бы люди молиться о долголетии, если бы толком представляли себе, что значит стареть.
Таким образом, ежедневно, как только начинали сгущаться сумерки, я откладывал в сторону пращу, Вайрд давал мне свой гуннский лук, и я продолжал охотиться дольше, чем это мог сделать он сам. Постепенно я наловчился весьма неплохо обращаться с этим оружием, однако так никогда и не сравнялся в умении с Вайрдом. Итак, я продолжал охотиться еще час или два и приносил добычу, из которой мы готовили себе ужин.