Хмель и Клондайк
Шрифт:
Дмитрий осмотрел грузовик, сказал:
– Чисто!
Четверо их было. Четверых я у грузовика тогда и увидел. Для нормально организованной засады достаточно. Если бы они не переиграли, не развернули грузовик, то я бы их ни в чем и не заподозрил. Сломались и сломались, мы еще и помочь попытались бы. А от выстрела в упор, к слову, никакой амулет не спасает.
Пленного – сухощавого мужика лет тридцати – быстро связали и обыскали, вытащив удостоверение личности нового образца, здоровенный охотничий нож с какими-то рунами и всякую мелочовку. Оставив его под охраной Платона и Сани, мы с Дмитрием побежали обратно к «сабербену», который так и был закрыт серой пеленой, перегородившей дорогу. И когда мы проскочили сквозь нее, я лишь выругался – радиатор был пробит, тосол вытек на дорогу, в лобовом две огромные дыры, водительская дверь прострелена. И правое переднее спущено.
– Твою мать! – высказался я от всей души. – Твою бога душу мать!
– Да ладно, грузовик вообще целый, – напомнил мне Дмитрий. – Просто подцепим.
– Подцепим-то подцепим, но грузовик чужой, а «субур» мой, понимаешь? – вздохнул я. – И я его люблю.
– Да починишь, – хмыкнул он. – И грузовик заберем.
– Это вряд ли.
– Чего вряд ли? Напали на патруль при исполнении. Можешь там договориться?
Я посмотрел на него задумчиво. Ну да, если нападать на представителей власти, тот же Патруль, то конфискуется все. В казну, правда, конфискуется, но это дело десятое. Как-то я еще не привык к тому, что все мы здесь с какими-то ксивами.
Дальше я завел грузовик, на котором не оказалось ни единой царапины, и задом сдал его к поврежденному внедорожнику. Жесткая сцепка у меня в багажнике есть, я без нее никуда, так что подцепили «сабербен» мы быстро, после того как запаску поставили. Перевел коробку в «нейтраль», потом содержимое багажника в кузов перебросили. Туда же загрузили трупы, собрав с них все, что можно было собрать. Из четырех стволов два оказались моими, патроны к ним тоже. Хорошо, что я противоамулетные никому не продаю, так что били в нас «обманками». Если бы не алхимические амулеты – нам было бы намного хуже. Обманка из «браунинга» с одного выстрела «Драконью чешую» вышибает.
А вот от моего противоамулетного браслет не спасет – все равно рванет в поле действия.
Остался пленный, который сидел возле грузовика и уже стучал зубами от холода. Я присел возле него, посмотрел в глаза, затем спросил:
– На Тему Жилина работаешь?
Тот лишь часто закивал. Похоже, что действие «тоскунца» до конца не отошло, его не только и не столько от холода, сколько от страха трясет.
– Что сделать поручили? Давай, колись, все равно убивать тебя не будем.
– П-п-прик-к-каз б-был з-завалить в-всех, – вытолкнул он через посиневшие губы. – А в-вчера г-говорили, что т-т-только нап-пугать надо. А в-вечером Т-т-тема прибежал и грит: «П-план м-меняется, валим всех».
– Понял. Подробности потом расскажешь. Эй, разворачиваемся и дуем в Волчий Лог.
– А-а?.. – озадаченно посмотрел на меня Платон.
– Этого на хранение надо сдать, – я пнул слегка пленного, – там кутузка есть.
– Можно в Лудино договориться, на хрена время терять?
– Мы же Патрулем представляемся, к тому же трупы на опознанку сдадим. Какое Лудино? Нам там покажут Патруль. Да пару часов потеряем, не больше, мы недалеко отъехали. Больше проболтаем.
– Давай вы сперва меня скинете, а потом езжайте. Хрен ли вам? У вас времени аж до завтра.
– Платон, нас с трупаками примут городские – мало нам точно не покажется. Успеем, фирма гарантирует.
Платон вздохнул и махнул рукой – мол, согласен.
Я вскарабкался за руль «Егеря», отрегулировал сиденье, посмотрел на приборы, где тут что, с удовлетворением отметил, что солярки в баке еще много, а заодно напомнил себе, что это именно солярка, а не бензин. Впрочем, там в кузове бочка какая-то стоит, может, и запас.
Развернулся с джипом на прицепе с трудом, дорога тут узкая, двум машинам едва разъехаться. Развалил обочины, наматюкался всласть. Но все же развернулся. Поехали.
Удобство грузовика оценил сразу – хоть едет не так комфортно, как моя машина, зато сидишь высоко, глядишь далеко – то что надо. Не зря люди Жилина по району на нем катались, а не на джипах. Как-то уверенней себя ощущаешь.
И едет нормально, пусть и не так шустро разгоняется, разумеется, но нам шустрость и ни к чему.
Так, и что мы имеем с гуся?
Помимо двух наших стволов, в смысле из нашего магазина, взяли еще два – дробовик, снаряженный нашими же патронами, и обычный АКМС, что немного из стиля выбивалось. Три ствола как раз для охотников, там все продумано, а тут вдруг автомат. Малость странно.
– Слышь, ты? – окликнул я пленного, который сидел сзади, зажатый между Дмитрием и Платоном. – Тот, что с автоматом, он тоже ваш?
– Не, – пленный замотал головой, – я его раньше не видел, Тема вечером его привел.
– Понятно.
Кто угодно может быть, от Семеры до кого-нибудь от Кузьминка, например. Кстати, о Кузьминке… мы с ним сидели за тем же столом, за каким обсуждали отъезд. Интересно…
Был у меня товарищ из известного ведомства, которое боролось в свое время с организованной преступностью. И вот он рассказывал, что они часто ставили прослушку в тех кабаках, которые крышуются братвой. Потому что старшие у братвы всегда сидели за одними и теми же столами, а там редко кто микрофоны искал.
А не оставил ли Кузьминок микрофончик на память? У нас же паб Хмеля как клуб, и садимся мы обычно за один и тот же столик. Вот это проверить бы надо.
Убитого с автоматом по документам звали Мясниковым Игорем Сергеевичем, я помню. Документы, наверное, нормальные, потому что иначе так просто бы через КПП не проехал, а новые эти удостоверения личности не подделаешь, говорят, так что или он на самом деле Мясников, или представляет кого-то, кто может сам выписать документы на другое имя. Кузьминок может, я думаю.
Черт, «сабербен» на прицепе разгоняться не дает, скорость буксировки машины с автоматом не выше сорока. Действительно хорошо, что недалеко отъехали.
Хмель. Самые события
Вторник
Утро. Я люблю просыпаться утром, когда Ирина работает во вторую смену и нет необходимости вставать ни свет ни заря и провожать ее в госпиталь. Можно поваляться в постели и получить заряд позитива на весь оставшийся день.