Хоббит. Путешествие по книге
Шрифт:
Под конец третий перечень прозвищ-загадок меняет направление и принимает несколько неожиданный оборот. «Я появился с самого дна мешка, но никому не удалось посадить меня в мешок» (перевод мой. – В. П .), – говорит Бильбо, обыгрывая название своей норки «Бэг-Энд» – «дно мешка». Бильбо снова намекает на то приключение, когда все гномы попали в плен и были посажены в мешки, и только Бильбо удалось избежать этой участи. Он говорит об эпизоде с троллями. Главное в этой реплике, однако, сам каламбур Бильбо, намекающий и на Бэг-Энд, и на важную роль мешка в эпизоде с троллями. Так возникает параллель между пленением гномов и названием родных мест Бильбо. Возможно, каламбур и непреднамеренный. Обе части реплики подчеркивают, что самого Бильбо в мешок не сажали, – значит, тем самым Бильбо отрицает собственную фамилию – Бэггинс (Baggins, от слова «bag» – «мешок»). Я вовсе не пытаюсь утверждать, будто Бильбо уподобляет свою бэггинсовскую жизнь тюрьме; мы неоднократно убеждались и только что снова видели, как Бильбо тоскует по Бэг-Энду, родному дому. Но сейчас, в те мгновения, когда Бильбо с помощью загадок описывает себя как таинственного,
Четвертый, и последний, перечень прозвищ-загадок, которыми Бильбо награждает себя, начинается сравнительно скромно и подчеркивает значимость Бильбо лишь за счет того, каких удивительных знакомых он повстречал в путешествии: «Я – друг медведей и гость орлов». Однако далее Бильбо переключается на последнюю триаду прозвищ: «Находящий кольца, Приносящий счастье, Ездок на бочках». К этому моменту Бильбо просто распирает от самоуверенности и важности, он откровенно хвалится. Да, он и правда приносящий счастье, но насчет нашедшего [40] кольцо Бильбо несколько погрешил против от истины, а то и вовсе наврал [41] . Последнее из перечисленных прозвищ – роковой просчет Бильбо. Ему не стоило оглашать слово «ездок на бочках» и суждено впоследствии горько пожалеть о сказанном – когда слово «бочка» приведет к разрушению Озерного города – вернее, ускорит его.
То, что роковое слово сорвалось у Бильбо с языка, именно когда он преисполнился самодовольства, когда он торжествует, «очень довольный своими загадками», – это не случайность. Собираясь покинуть пещеру, Бильбо вновь чувствует удовлетворение: он «так был доволен собой, доволен тем, как умно вел беседу со Смогом», уверен в том, что он, Бильбо, и правда таков, каким себя описал, – неуязвимый герой, находчивый, хитроумный, наделенный волшебными свойствами, удивительно везучий, способный запросто болтать с драконами и даже дразнить их, как он делает, съязвив «напоследок, стремглав удирая по туннелю». Еще до того, как Бильбо успевает пожалеть, что сболтнул про бочки, новоприобретенную спесь с хоббита сбивает мощный залп драконьего огня, а вместе с ним Бильбо поражают страх и боль: «пламя и пар из ноздрей обожгли Бильбо, так что он мчался, спотыкаясь, точно слепой, от страха и боли». Когда Бильбо улепетывает по туннелю и драконье пламя жжет ему затылок и пятки, это отрезвляет заважничавшего было хоббита. Бильбо больше не будет важничать, дракон отучил его от зазнайства – и Бильбо вновь смотрит на себя трезво.
Приступ похвальбы заводит Бильбо слишком далеко, и зазнайство на какое-то время опьяняет хоббита, пересилив здравый смысл. Однако реплики Бильбо до и после разговора с драконом помогают нам разобраться в том, как соотносится безумный туковский мир, окружающий Бильбо, и обыденный бэггинсовский мир, в который Бильбо так жаждет вернуться. Прежде чем отправиться в логово дракона во второй раз, Бильбо бодро заявляет гномам: «„У всякого дракона есть слабое место“, – говаривал мой отец, но думаю, что он основывался не на личном опыте». Давайте на минутку остановимся и поразмыслим над этой репликой – и тогда она произведет на нас ошеломляющее впечатление. Банго Бэггинс, воплощенная благопристойность и унылая предсказуемость, давал Бильбо некий совет по части драконов, который подходит к нынешнему положению Бильбо? Конечно, сам Банго никогда не пускался на поиски приключений, и Бильбо твердо уверен, что отец его говорил исходя не из собственного опыта. Но Банго явно наслушался каких-то историй, и даже в его образцово-приличной и заурядной жизни все-таки нашлось место для мудрости, извлеченной из преданий и легенд, которые все еще рассказывали друг другу хоббиты. Как вы, наверное, помните, Бильбо в детстве и юности обожал рассказы Гэндальфа, и, судя по всему, он кое-что знает о троллях, волках и истории падения эльфийского города Гондолина. Более того, проницательный Бильбо совершенно прав. Несмотря на утверждение Смога, будто все сведения о драконьих животах, имеющиеся у Бильбо, «устарели», у этого дракона и правда есть свое слабое место. Таким образом становится ясно, что даже самый почтенный и не склонный к риску Бэггинс может почерпнуть кое-что полезное из старых легенд и рассказов о приключениях.
Едва спасшись от драконьего пламени, Бильбо делает сам себе суровое внушение. «„Неразумно смеяться над живым драконом!“ – сказал он себе»; и рассказчик сообщает нам: «Впоследствии фраза стала его любимой поговоркой, а потом и известной пословицей». Да, Бильбо на некоторое время позволил себе забыться и зазнаться и утратил трезвомыслие, но он умеет учиться на ошибках и быстро перестает витать в облаках. Более того, мы видим, как рождается новая мудрость, новый афоризм, еще одна поговорка о драконах, которую унаследуют и будут передавать друг другу новые поколения хоббитов. Судя по всему, опыт, который Бильбо накопил в ходе путешествия, не просто перекует и изменит его личность и характер, не просто поможет ему по-настоящему оценить свое прежнее мирное житье-бытье, когда хоббит вернется домой. Опыт Бильбо – это не просто личный опыт, потому что история хоббита станет известна его сородичам и благодаря ей другие хоббиты усвоят ту мудрость, которую Бильбо приобрел в ходе путешествия вместе с опытом – запоминающимся, хотя зачастую и болезненным.
Истребление Дракона. Как на Смога нашли управу
Когда Бильбо в драконьем логове упражняется в красноречии, сыплет загадками и бахвалится, преукрашивая свои подвиги, его могло бы утешать то обстоятельство, что из двоих присутствующих в пещере он не самый тщеславный и самовлюбленный. Дракон Смог отличается непомерным самомнением и гордится собой даже больше, чем Бильбо, который всего лишь временно заважничал. Когда Бильбо начинает разговор с драконом с лести и говорит: «Я просто хотел взглянуть, так ли ты огромен и страшен, как рассказывают», Смог отвечает ему, «невольно польщенный, хотя и не поверил ни одному слову Бильбо». Когда Бильбо хвалит его «великолепный» и «редкостный» «бриллиантовый жилет», Смог покупается на лесть. «„Да, такой жилет в самом деле большая редкость“, – подтвердил Смог, как это ни глупо, весьма довольный». Дракон упивается сознанием собственного величия, но на самом деле заблуждается: это иллюзия. Смог напрасно верит, что с возрастом стал сильнее («„Тогда я еще был молод и слаб, теперь я стар и могуч, могуч!“ – злорадно торжествовал дракон»), и даже не подозревает, что на груди у него есть проплешина, где недостает чешуек. Не подозревает он и о том, что Бильбо просит полюбоваться драконьим брюхом, «имея на то свои причины». В своей спеси и самоуверенности Бильбо, похоже, копирует надменность и самовлюбленность самого дракона.
По сути дела, воздействие Смога на врагов во многом и сводится к тому, что дракон заставляет их думать и поступать подобно ему самому. Драконье мировоззрение и поведение весьма заразны. Например, Бильбо обычно не подвержен одержимости золотом. Даже когда он крадется по туннелю к драконьему логову в первый раз, хоббит говорит себе: «На что мне сдались сокровища дракона?» Однако стоит Бильбо своими глазами увидеть груды этих сокровищ, как его восприятие резко меняется. «Сказать, что у Бильбо захватило дух, будет слишком слабо. С тех пор как люди исказили язык эльфов, которому научились в эпоху, когда мир был несказанно прекрасен, не найдется слов, чтобы выразить все удивление и восхищение Бильбо. Он и раньше слыхал рассказы и песни про сокровищницы драконов, но не мог представить себе их великолепия, да и страсть гномов к золоту была ему чужда. Но сейчас душа его прониклась восторгом; словно околдованный, он застыл на месте, забыв про страшного стража». Даже Бильбо, который снова и снова возвращается в мечтах лишь к картине своей кухоньки, кресла и закипающего чайника, – и тот обнаруживает, что его душа поддалась чарам сокровищ. Та завороженность, в которую впал Бильбо под воздействием гномьей песни и ее чар, – лишь слабое подобие нынешнего его состояния. В тот раз очарованность охватила Бильбо ненадолго: вспышка света за окном заставила его вспомнить о драконах, и хоббит тут же вынырнул из грез. Но теперь дело обстоит иначе: чары несметного и бесценного золота так сильны, что даже живой и грозный дракон не отпугивает Бильбо от груды сокровищ! Кражу кубка Бильбо, по сути, проделывает под воздействием этих чар; он хватает чашу, когда его помимо воли тянет к груде сокровищ. От вида груды драконьего золота даже Бильбо начинает мыслить по-драконьи.
При виде груды драконьих сокровищ Бильбо ненадолго испытывает приступ драконьей жадной тяги к золоту и поэтому бессознательно источает драконье же тщеславие во время разговора со Смогом. Но есть и еще одна сторона драконьего характера, которой Смог вполне активно пытается заразить Бильбо, и это – подозрительность и недоверчивость к окружающим.
Как уже отмечалось в одиннадцатой главе, Бильбо все путешествие остается обособленным от гномов. Выспренная торжественная речь Торина на пороге тайного туннеля – речь о том, что Бильбо пришло время выполнить услугу, ради которой его включили в отряд, – приведена неспроста: она подчеркивает эту отдельность и отчуждение. Рассказчик подтверждает: гномы «были намерены щедро заплатить Бильбо за его услуги. Раз они взяли его специально для того, чтобы он делал за них трудную работу, то и не возражали, чтобы он ее сделал, коли сам не против». Как бы тесно ни сплотила дружба и испытания гномов и Бильбо за время путешествия, хоббит все равно остается наемным помощником.
Судя по всему, Смог каким-то образом догадался об особом положении Бильбо, потому что он тут же цепляется за возможность воспользоваться этой ситуацией. Дракон советует Бильбо: «Не водись с гномами, тебе же лучше будет». Смог заявляет, будто он настоящий знаток гномьего характера, и принимается разжигать в Бильбо недоверие, подстрекает хоббита отделиться от гномов. Отличный пример его хитрости и коварства – невинный вопрос: «Ну что, хорошие денежки получил вчера за мою чашу?» Важен даже не ответ Бильбо, а то, что Смог заронил в его сознание зерно сомнения и неприязни к гномам. Смог изо всех сил старается растравить в Бильбо обиду, хочет, чтобы тот как можно сильнее воспринимал гномов именно в качестве нанимателей, причем таких, которые заставляют хоббита рисковать жизнью за мизерную плату. И чем сильнее Смог внушает эту мысль Бильбо, тем глубже трещина между хоббитом и гномами. Отсюда остается один шаг до того, чтобы внушить Бильбо подозрение, будто гномы не только надуют Бильбо, но и убьют его, едва он выполнит свою работу.
Смог наделен «низкой и злобной душой». Он живет один, никому не доверяет, ревностно охраняет свои сокровища, которым никогда не найдет применения, а душу свою тешит лишь мыслями об обладании сокровищами да гордостью своей силой и мощью. Такое мировоззрение и состояние души рассказчик позже назовет драконовой болезнью, и болезнь эта очень заразна.
Бедный Бильбо сопротивляется изо всех сил, чтобы не подпасть под влияние дракона. Его слова: «…не только золото привело нас сюда» – это объявление солидарности с гномами. Позже он подкрепит заявление: «Я тебе вот что скажу, – Бильбо сделал попытку не поддаваться дракону и остаться верным своим друзьям, – мысль о золоте пришла нам в голову не сразу». Обратим внимание: Бильбо сопротивляется двум аспектам драконовой болезни и старается сохранить верность друзьям, в то же время принижая и приуменьшая ценность и важность сокровищ. Однако, несмотря на громкие заявления Бильбо, слова Смога все-таки занесли заразу в душу хоббита. Даже когда позже гномы попытаются разубедить Бильбо, он ловит себя на недоверии к спутникам: «Как хотелось ему верить сейчас гномам, которые клялись, будто действительно не задумывались о том времени, когда отнимут у дракона сокровища». У Смога и правда «деспотичная натура», а от драконовой болезни, стоит ее подхватить, очень трудно потом излечиться.