Хочу быть богатой и знаменитой
Шрифт:
— Может что-то еще?
Посетители девушке понравились, с ними было легко и приятно общаться. Тоша кивнула:
— А можно мне еще салатику, греческого, с сыром?
— Хорошо!
Девушка решила вмешаться в процесс чтения меню дедом:
— Простите, у вас меню вверх ногами, переверните, вам будет удобнее.
Тут захохотали уже все участники действа. Дед убрал от лица книжицу, достал платок и вытер глаза.
— Все, больше пока ничего не нужно. Может быть, потом чайку попьем.
Девушка кивнула, спрятала в кармашек передника карандаш,
Леонид Александрович наклонился к внучке и тихонько проговорил:
— На досуге посмотри словарь.
— М? — Девушка склонила голову к плечу, ожидая пояснений.
— Про «ужористый». И ты поймешь многозначность того, что сказала.
Щечки Тоши порозовели, и она кивнула, размышляя, где совершила ошибку.
Действительно, заказ принесли быстро. Приготовлено было со знанием дела, вкусно. Все с удовольствием жевали, поглядывая по сторонам. Насытились почти одновременно, Эмик малость приотстал, поди-ка справься с двойной порцией картошки. Все довольные отодвинули приборы, сыто щурясь на картинку за окном.
Дед заботливо поглядел на осоловевшую от еды девочку:
— Тоша, ты чай будешь?
— С пироженкой? — уточнила она.
— С пироженкой, с пироженкой, — мужчины улыбались, глядя на нее.
— Буду! Которое с вишенкой и сливками. Эмик, а ты будешь?
— Чай — да, пироженку — нет. У нас в семь тренировка, какая пироженка? Меня ж дед выворачивать наизнанку будет.
Быстро убрали посуду, накрыли стол к чаю. Леонид Александрович, крутил чайную ложечку и не знал с чего начать разговор, для которого он Эмика и Тошку вытянул сюда, на нейтральную территорию.
— Дети, я хотел бы с вами обсудить два вопроса, — неторопливо начал он.
Дети заметно насторожились.
— Первое, чего я хочу. Я хочу официально сделать вас своими наследниками.
Эмик и Тошка одновременно открыли рты, желая возразить, но в ответ получили поднятую ладонь деда:
— Пожалуйста, не перебивайте меня. Сначала выслушайте. Мы с вами живем вместе уже не первый год. Друг к другу притерлись, привыкли, понимаем друг друга и принимаем таким, какими каждый из нас есть на самом деле, мы стали семьей. Можно было бы так и дальше жить. Только надо иметь в виду, что живем мы в государстве, где каждый шаг расписан и закреплен в законе. Вот вам пример.
Он посмотрел на внука:
— У тебя Эмик в собственности имеется комнатка в старом доме. Только документы на эту комнатку должным образом до сих пор не оформлены. Тебе уже почти девятнадцать без одного месяца, а Тане будет восемнадцать через полтора года.
Мужчина оглядел детей серьезным взглядом и продолжил:
— В начале этой недели ко мне приходил ваш новый сосед по коммуналке, предложил за комнату миллион, но настаивал на том, что он отдает деньги наличкой прямо сейчас, и въедет сразу же. А документы оформим, мол, как-нибудь потом, как время у всех будет.
— Какой-то аферой попахивает? — Эмик поднял глаза от чашки с чаем.
— Угу, похоже на то, — Тошка смотрела внимательно на
— Так вот. Я бы хотел вас усыновить-удочерить, но, тогда вы потеряете те крохи, на которые расщедрились чиновники. А мне эта потеря не нравится. Недвижимость — это хорошее вложение средств. Пусть она будет. Но! Чтобы защитить ваши имущественные и все прочие интересы, нам надо быть юридически связанными, понимаете? Почему надо быть связанными? Эмик — совершеннолетний и он имеет весь объем прав и обязанностей гражданина, он законом защищен и вполне самостоятелен, и проблему с комнатой решает в ближайшие дни. Сам. А Таня у нас пока несовершеннолетняя и мне не нравится, что ее права представляет учреждение для детей с ограниченными возможностями.
— С какими это ограниченными возможностями? — Ребята в недоумении уставились на деда.
— Тоша у нас по документам находится в доме-интернате для детей инвалидов и детей с проблемами психики. Вот так вот оказывается.
Ребята одновременно заорали, перебивая друг друга и размахивая руками.
— Успокойтесь и сядьте, вы в общественном месте, вот и ведите себя, соответственно, — в голосе говорившего зазвенел металл. Этого момента и опасался Леонид Александрович, в том числе поэтому, предпочел разговор вести там, где были посторонние люди.
— Ваш детский дом перепрофилировали еще год назад, а по документам Таню оставили именно в нем, не стали со всеми другими переводить, якобы, чтобы не перегружать новое учреждение старшими и выпускниками, мол, они все равно уйдут через год. А когда началась плановая проверка, и комиссия начала проводить контрольные мероприятия, то в Танином личном деле появилась запись о психическом заболевании, которое требует ее пребывания именно в таком заведении, причем рекомендован строгий режим содержания, потому, что она склонна к побегам и немотивированно агрессивна.
Мужчина замолчал и внимательно наблюдал за реакцией детей.
— Вы когда убежали?
— Пять лет назад, но мы забрали оба свидетельства о рождении.
— Пять лет назад? А как же комната?
Тоша в растерянности смотрела на брата и заговорила как-то неуверенно:
— Когда Эмику исполнилось шестнадцать, он работал дворником, его Валентин Францевич устроил, они сходили в областной отдел соцзащиты, и эту комнату выделили, как сироте. Мы не встречались ни с кем из детского дома.
Тошка ничего не могла понять, ее тошнило, пульс частил, перед глазами плавали противные радужные круги.
Эмик не выдержал:
— Подождите, получается, Тошку ищут что ли? Она не должна значится ни в каких документах, свидетельство о рождении — у нее на руках. Нет, я не пойму. Как же это так? Получается, если бы я …, то тоже — псих? Галоперидола горстку — глазки в кучку и полное счастье?
Эмик сжимал-разжимал кулаки. Он видел, Тошке совсем плохо, боялся, что она может потерять сознание. Пересел на диванчик к ней поближе и обнял за плечи. Девочка сидела, опустив подбородок на грудь, потом подняла голову и очень спокойным безжизненным голосом спросила: