Хочу тебя, девочка
Шрифт:
Конечно, мне давно стоило поговорить обо всем с мамой. Признаться ей, что знаю о том, что во мне течет не ее кровь. Но сначала я считала это неуместным из-за ее болезни и последующего периода реабилитации, да и боль, причиненная мне Исаевым, на какое-то время заглушила все иные чувства и мысли. А потом… все так завертелось вокруг совместной работы с Пьером, что у меня не было возможности вернуться снова к тому вопросу, который постепенно отошел на задний план, но о котором я, тем не менее, никогда
— Мама, это я! — выкрикнула нетерпеливо, едва успела войти в квартиру несколькими часами позже.
— Марина?
Мама, на лице которой читалось изумление пополам с радостью, вышла мне навстречу, вытирая руки о старенький фартук. И в этот момент она так отчетливо напомнила мне себя прежнюю, что на глаза навернулись слезы.
Пусть эта женщина меня и не рожала, но все события моей жизни, все долгие дни и бессонные ночи, что она проводила у моей постели, когда я болела — все это связывало нас куда крепче, чем просто узы крови. Это было время, проведенное вместе, которое никому у нас не отнять, никому не вычеркнуть из наших судеб.
— Я тебя не ждала… ты же в Париже должна быть! — проговорила мама и вдруг испуганно всплеснула руками:
— Случилось, что ли, чего? Что-то с Петенькой?
Петенькой называть Пьера могла себе позволить только моя мама. И эта мысль вызвала у меня сейчас невольную улыбку. А еще — дала время на то, чтобы проглотить внезапно вставший в горле ком и как можно спокойнее сказать:
— Нет, с Пьером все в порядке. Но кое-что действительно случилось…
Я оборвалась, только сейчас сообразив, что мама дома одна.
— А где Зинаида Львовна? — спросила я, инстинктивно оглядываясь по сторонам, словно та могла внезапно выскочить откуда-нибудь из шкафа.
Зинаида Львовна была маминой сиделкой, а точнее — нашей соседкой, вышедшей на пенсию медсестрой, которую я наняла, чтобы она помогала маме и приглядывала за ней.
— Я ее отпустила, — отмахнулась мама беззаботно.
— Но ты же знаешь, что мне спокойнее, когда ты не одна!
— Мариночка, я прекрасно себя чувствую! Зина проведывает меня несколько раз в день — и этого достаточно. А иначе я себя чувствую, как под надзором!
Я невольно вздохнула, смиряясь с мамиными аргументами. К тому же, вовсе не о Зинаиде Львовне я хотела сейчас поговорить.
— Так чего же ты вернулась? — снова спросила мама. — Показ отменили?
— Нет, — качнула я отрицательно головой. — Пойдем в зал, присядем.
Озабоченно нахмурившись, мама последовала за мной и устроилась рядом на диване, на который я без сил упала. С чего начать весь этот болезненный для нас обеих разговор, я не знала. Поэтому решила, что начать стоит с самого начала.
— Мама… когда я вернулась в эту квартиру… я нашла кое-что в глубине нашего старого шкафа.
Мама
А узнать я могла ее только от самого близкого человека. Потому что я не верила ни словам Исаева, ни молчаливым мольбам матери Ежова. Ежова, не моей!
— Марина, я не понимаю… — ворвался в сознание голос мамы.
Я сделала глубокий вдох и попыталась снова. На этот раз заговорила прямо:
— Я нашла твой дневник, мама.
Услышав это, она вздрогнула. Прижала в немом ужасе ладонь к губам, выдохнула сквозь нее:
— Я думала, он потерялся…
— Он пытался потеряться, но я его нашла, — пошутила с невеселой улыбкой. — Ты ведь не собиралась мне рассказывать, правда?
Она молча помотала отрицательно головой.
— Почему?
Во взгляде, который она на меня подняла, стояла такая боль, что у меня все внутри сжалось.
— Раз ты читала дневник, то и сама все знаешь. Я боялась… боюсь… что ты меня бросишь.
Боль, скрутившая все мое существо, резанула по глазам, вырвалась наружу дрожащим вздохом.
— Я бы никогда этого не сделала.
Моя ладонь накрыла мамину и я с грустной, но благодарной улыбкой добавила:
— Один хороший человек сказал мне — эта правда ничего не меняет. Ни моего к тебе отношения, ни моей к тебе любви. Ни жертвы, что я принесла бы снова и снова ради того, чтобы ты была жива и здорова.
Мама молчала, лишь по щекам ее лились слезы, говорившие лучше всяких слов. Придвинувшись ближе, я порывисто обняла маму и выдохнула:
— Ты — моя настоящая мама. Я тебя люблю.
Она тихо плакала в моих объятиях, но я чувствовала, как постепенно ее тело покидает напряжение. Она боялась этого момента двадцать долгих лет, но я надеялась, что отныне нам обеим станет легче.
— Подожди… — наконец произнесла мама, вытирая слезы. — Но если ты уже давно все знала, почему заговорила об этом только сейчас? И почему прервала свою поездку?
Я помедлила перед тем, как ответить. И в итоге спросила сама:
— Ты знала, кто моя биологическая мать?
Мама покачала головой:
— Нет.
Покусав губы, она добавила после паузы:
— Но я догадывалась.
— И кто же?
— Женщина, на чьего мужа работал твой отец. Елизавета Ежова.
Я вздрогнула. Конечно, это не было для меня сюрпризом, но то, что мама произнесла эти слова, делало их будто бы… реальнее. Правдивее.
— Она нашла меня в Милане. Наверно, хотела поговорить.