Хочу тебя испортить
Шрифт:
После той ночи наши с Кириллом действия поистине слажены. Делаем вид, что друг для друга не существуем. Не знаю, чем руководствуется он. Я же действительно предпочла, чтобы те тридцать-сорок минут исчезли и затерялись в космическом пространстве.
Какой черт меня подбил? Зачем призналась ему, что мне понравилось? Боже, почему именно ему?! А Кир? Что он делает? В какие игры играет? Почему обманул меня? Зачем вообще поцеловал?
Господи, он, скорее всего, ошибся и перепутал меня со своей девушкой. Понятное дело, что не хотел усложнять
Забыть! Срочно забыть!
Только как, если стоит лишь прикрыть глаза и воспоминания накрывают. Теперь еще и свежие. Зачем я его трогала? И он… Он ведь позволял. И лизал мои пальцы. Почему эмоции не притупляются? Какой стыд! Эти воспоминания до сих пор меня волнуют.
Еще никогда мне не было так стыдно за свои мысли и ощущения.
Почему он? Только не он!
Мне не нравится, что я все больше о нем думаю. Меня это тревожит. Доводит до паники. И что-то болит в груди, когда Кирилла вижу. Может, у меня просто физические проблемы с сердцем?
— Мам, когда Роман Константинович говорил приехать на обследования? — спрашиваю после очередной беспокойной ночи.
Чувствую себя такой вялой и слабой, даже аппетита нет, хотя стол заставлен моей любимой едой.
— А что такое? — вскидывает взволнованный взгляд мама. — Ты себя плохо чувствуешь?
— Нет, — спешно отзываюсь я. — Просто забыла отметить в планере.
— Роман Константинович говорил в середине декабря появиться. Но если тебя что-то беспокоит…
— Нет! Я же сказала, мам. Почему ты всегда обостряешь? — говорю более эмоционально, чем должна.
Мама это тоже подмечает. С некоторым удивлением смотрит на меня, но молчит. Благо, пару секунд спустя на кухне появляется Ренат Ильдарович, и разговор уходит в другое русло.
Я сижу как на иголках. Поглядываю в дверной проем в надежде, что появится Кирилл. Стыдно даже себе признаваться, но в предвкушении того, что увижу его, в груди оживает та самая жар-птица и щекочет меня своими крыльями.
Ох, Боже мой, лучше бы это были проблемы с сердцем…
— Мне сегодня пораньше нужно, — сбегаю я, в конце концов.
Сама от себя, кажется… Ведь Бойко плевать на мое присутствие.
Еще и на улице, как назло, дождь льет. Зонт слабо защищает. Ботинки, конечно, остаются сухими — к их выбору я отношусь ответственно. Болеть мне нельзя. Но колготки против секущих струй дождя защитить не удается. Ноги под мокрым нейлоном моментально промерзают и становятся ледяными. Торопливым шагом вхожу в корпус и спускаюсь на нулевой этаж, где у нас расположена гардеробная. Планирую отдать куртку и просушить колготки феном в одной из женских раздевалок.
Только добраться до окошка приема верхней одежды не успеваю. Едва схожу с лестничной клетки в коридор, навстречу мне, словно в фильме «Убить Билла», выступает «отряд смертоносных гадюк». Клянусь, пока они движутся ко мне, в ушах звучит тот самый саундтрек, когда они идут убивать.
— Стой на месте, — командует Марина, хотя я и так уже стою. Подойдя, чуть ли не носом в меня утыкается. Манеры Бойко, что ли, перенимает? Ее подруженции обступают со всех сторон, и так как все они выше меня ростом, кажется, что весь кислород вытесняют. — Ах ты мелкая шалашовка! — кричит Довлатова.
И меня тотчас бросает в жар.
Путаюсь в своих эмоциях. То ли согласиться с ней, то ли оскорбиться… Ведь я почти поцеловала ее парня! Своего брата! Сводного… Но сейчас неважно. Мне, безусловно, стыдно.
Кажется, что она вывалила прилюдно мысли и воспоминания, которые я упорно пыталась подавить. Кажется, что все вокруг теперь точно знают, что я думаю и чувствую. Кажется, что я сейчас от ужаса умру на месте, и им не придется меня убивать.
— Они что, тебя толпой таскают, а? Отвечай! Ты была с Киром в той квартире? Была?! Бойко туда только трахаться ездит! Ты только с ним была? Или со всей пятеркой?! Грязная шлюха!
Марина вопит так громко, что уши закладывает. И непрерывно толкает меня. Когда я подаюсь назад, то получаю тычки от ее подруг. Но сильнее всего прочего меня оглушает стук собственного сердца.
— Девочки, девочки… Немедленно прекратите! — голос одной из сотрудниц академии прорывается в шум моего сознания, будто сквозь вату.
Догадываюсь, что это та милая бабуля из гардеробной. Еще слишком рано, чтобы здесь появился кто-нибудь еще.
— Что ты молчишь, дрянь?!
— Оставьте меня в покое, — выйдя из ступора, нахожу силы, чтобы защищаться. — Ни с кем я не была! И Бойко твой мне не нужен!
— Не была? Будешь врать, что не ночевала с ним на Садовой?
Нет, врать я не умею. Потому замолкаю. Почти не сопротивляюсь, когда эти идиотки подхватывают меня под руки и тащат в сторону выхода на задний двор. Едва успеваю перебирать ногами по ступеням, но упасть мне не дают. Со всех сторон держат. А потом… Как только мы оказываемся на улице под дождем, щеку продирает боль. Из-за водной стены, которая застилает глаза, я даже не сразу соображаю, что это Марина оцарапала меня ногтями. Вторую пощечину вижу отчетливо. И ощущаю, конечно. Но быстро забываю о боли. Шок сменяется злостью. Сама собой не владею, расталкивая растерявшихся девушек, налетаю на Довлатову и сваливаю ее на землю.
Ни разу в жизни мне не доводилось с кем-то драться. Наверное, эмоции, а их во мне очень много, придают сил и выжимают из моего тела максимум. Пока не очнулись мерзкие подружки Марины, седлаю ее и трамбую головой в размокшую землю. Страшно признать, но я, очевидно, тоже агрессор. Как же я негодую, когда чьи-то руки подхватывают меня и отрывают от долбанутой суки.
— Пустите! Пустите!
Я хочу выдрать ей волосы. Я хочу исцарапать ей лицо. Я хочу, чтобы все, что она сказала, исчезло из моей головы.