Да, друг невиданный, неслыханныйС тобой. – Фонарик потуши!Я знаю все ходы и выходыВ тюремной крепости души.Вся стража – розами увенчана:Слепая, шалая толпа!– Всех ослепила – ибо женщина,Всё вижу – ибо я слепа.Закрой глаза и не оспаривайРуки в руке. – Упал засов. —Нет – то не туча и не зарево!То конь мой, ждущий седоков!Мужайся: я твой щит и мужество!Я – страсть твоя, как в оны дни!А если голова закружится,На небо звездное взгляни!Апрель 1920
«На бренность бедную мою…»
На бренность
бедную моюВзираешь, слов не расточая.Ты – каменный, а я пою,Ты – памятник, а я летаю.Я знаю, что нежнейший майПред оком Вечности – ничтожен.Но птица я – и не пеняй,Что легкий мне закон положен.16 мая 1920
«Сижу без света, и без хлеба…»
с. э.
Сижу без света, и без хлеба,И без воды.Затем и насылает бедыБог, что живой меня на небоВзять замышляет за труды.Сижу, – с утра ни корки черствой —Мечту такую полюбя,Что – может – всем своим покорством– Мой Воин! – выкуплю тебя.16 мая 1920
«Я не хочу – не могу – и не умею Вас обидеть…»
«Я не хочу – не могу – и не умею Вас обидеть…»Так из дому, гонимая тоской,– Тобой! – всей женской памятью, всей жаждой,Всей страстью – позабыть! – Как вал морской,Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.О, вспененный, высокий вал морскойВдоль каменной советской Поварской!Над дремлющей борзой склонюсь – и вдруг —Твои глаза! – Все руки по иконам —Твои! – О, если бы ты был без глаз, без рук,Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!И, приступом, как резвая волна,Беру головоломные дома.Всех перецеловала чередом.Вишу в окне. – Москва в кругу просторном.Ведь любит вся Москва меня! – А вот твой дом…Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.И пятилетний, прожевав пшено:– «Без Вас нам скучно, а с тобой смешно»…Так, оплетенная венком детей,Сквозь сон – слова: «Боюсь, под корень рубит —Поляк… Ну что? – Ну как? – Нет новостей?»– «Нет, – впрочем, есть: что он меня не любит!»И, репликою мужа изумив,Иду к жене – внимать, как друг ревнив.Стихи – цветы – (И кто их не даетМне за стихи?) В руках – целая вьюга!Тень на домах ползет. – Вперед! Вперед!Чтоб по людскому цирковому кругуДурную память загонять в конец, —Чтоб только не очнуться, наконец!Так от тебя, как от самой Чумы,Вдоль всей Москвы – ‹плясуньей› длинноногойКружить, кружить, кружить до самой тьмы —Чтоб, наконец, у своего порогаОстановиться, дух переводя…– И в дом войти, чтоб вновь найти – тебя!17–19 мая 1920
«Сказавший всем страстям: прости…»
Сказавший всем страстям: прости —Прости и ты.Обиды наглоталась всласть.Как хлещущий библейский стихЧитаю я в глазах твоих:«Дурная страсть!»В руках, тебе несущих есть,Читаешь – лесть.И смех мой – ревность всех сердец! —Как прокажённых бубенец —Гремит тебе.И по тому, как в руки вдругКирку берешь – чтоб рукНе взять (не те же ли цветы?),Так ясно мне – до тьмы в очах! —Что не было в твоих стадахЧерней – овцы.Есть остров – благостью Отца, —Где мне не надо бубенца,Где черный пух —Вдоль каждой изгороди. – Да. —Есть в мире – черные стада.Другой пастух.17 мая 1920
«Писала я на аспидной доске…»
с. э.
Писала я на аспидной доске,И на листочках вееров поблеклых,И на речном, и на морском песке,Коньками по льду и кольцом на стеклах, —И на стволах, которым сотни зим…И, наконец, – чтоб было всем известно! —Что
ты любим! любим! любим! любим! —Расписывалась – радугой небесной.Как я хотела, чтобы каждый цвелВ веках со мной! под пальцами моими!И как потом, склонивши лоб на стол,Крест-накрест перечеркивала имя…Но ты, в руке продажного писцаЗажатое! ты, что мне сердце жалишь!Непроданное мной! внутри кольца!Ты – уцелеешь на скрижалях.18 мая 1920
Пригвождена…
Пригвождена к позорному столбуСлавянской совести старинной,С змеею в сердце и с клеймом на лбу,Я утверждаю, что – невинна.Я утверждаю, что во мне покойПричастницы перед причастьем,Что не моя вина, что я с рукойПо площадям стою – за счастьем.Пересмотрите все мое добро,Скажите – или я ослепла?Где золото мое? Где серебро?В моей руке – лишь горстка пепла!И это все, что лестью и мольбойЯ выпросила у счастливых.И это все, что я возьму с собойВ край целований молчаливых.19 мая 1920
«И не спасут ни стансы, ни созвездья…»
И не спасут ни стансы, ни созвездья.А это называется – возмездьеЗа то, что каждый раз,Стан разгибая над строкой упорной,Искала я над лбом своим просторнымЗвезд только, а не глаз.Что самодержцем Вас признав на веру, —Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,Без Вас мне не был пуст!Что по ночам, в торжественных туманах,Искала я у нежных уст румяных —Рифм только, а не уст.Возмездие за то, что злейшим судьямБыла – как снег, что здесь, под левой грудью —Вечный апофеоз!Что с глазу на глаз с молодым ВостокомИскала я на лбу своем высокомЗорь только, а не роз!20 мая 1920
«Восхищенной и восхищённой…»
Восхищенной и восхищённой,Сны видящей средь бела дня,Все спящей видели меня,Никто меня не видел сонной.И оттого, что целый деньСны проплывают пред глазами,Уж ночью мне ложиться – лень.И вот, тоскующая тень,Стою над спящими друзьями.Между 21 и 30 мая 1920
«Восхищенной и восхищённой…»
Восхищенной и восхищённой, —А я серебрюсь и сверкаю!Мне дело – измена, мне имя – Марина,Я – бренная пена морская.Кто создан из глины, кто создан из плоти —Тем гроб и надгробные плиты…– В купели морской крещена – и в полетеСвоем – непрестанно разбита!Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сетиПробьется мое своеволье.Меня – видишь кудри беспутные эти? —Земною не сделаешь солью.Дробясь о гранитные ваши колена,Я с каждой волной – воскресаю!Да здравствует пена – веселая пена —Высокая пена морская!23 мая 1920
«– Хоровод, хоровод, чего ножки бьешь?..»
– Хоровод, хоровод,Чего ножки бьешь?– Мореход, мореход,Чего вдаль плывешь?Пляшу – пол горячий!Боюсь, обожгусь!– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!Наш моряк, моряк —Морячок морской!А тоска – червяк,Червячок простой.Поплыл за удачей,Привез – нитку бус.– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!Глубоки моря!Ворочайся вспять!Зачем рыбам – зряКрасоту швырять?Бог дал – я растрачу!Крест медный – весь груз!– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!Между 25 мая и 13 июня 1920