Хочу у зеркала, где муть… (сборник)

Цветаева Марина Ивановна

3

Не быть тебе нулем Из молодых – да вредным! Ни медным королем, Ни попросту – спортсмедным Лбом, ни слепцом путей, Коптителем кают, Ни парой челюстей, Которые жуют, В сём полагая цель. Ибо – в любую щель — Я с моим ветром буйным! Не быть тебе буржуем. Ни галльским петухом, Хвост заложившим в банке, Ни томным женихом Седой американки, — Нет, ни одним из тех, Дописанных, как лист, Которым – только смех Остался, только свист Достался от отцов! С той стороны весов Я – с черноземным грузом! Не быть тебе французом. Но так же – ни одним Из нас – досадных внукам! Кем будешь – Бог один… Не будешь кем – порукой — Я,

что в тебя – всю Русь Вкачала – как насосом! Бог видит – побожусь! — Не будешь ты отбросом Страны своей. 22 января 1932

Родина

О неподатливый язык! Чего бы попросту – мужик, Пойми, певал и до меня: – Россия, родина моя! Но и с калужского холма Мне открывалася она — Даль, – тридевятая земля! Чужбина, родина моя! Даль, прирожденная, как боль, Настолько родина и столь — Рок, что повсюду, через всю Даль – всю ее с собой несу! Даль, отдалившая мне близь, Даль, говорящая: «Вернись Домой!» Со всех – до горних звезд — Меня снимающая мест! Недаром, голубей воды, Я далью обдавала лбы. Ты! Сей руки своей лишусь — Хоть двух! Губами подпишусь На плахе: распрь моих земля — Гордыня, родина моя! 12 мая 1932

«Над вороным утесом – белой зари рукав…»

Над вороным утесом — Белой зари рукав. Ногу – уже с заносом Бега – с трудом вкопав В землю, смеясь, что первой Встала, в зари венце, — Макс, мне было так верно Ждать на твоем крыльце! Позже, отвесным полднем, Под колокольцы коз, С всхолмья да на всхолмье, С глыбы да на утес, По трехсаженным креслам, — Тропам иных эпох! — Макс, мне было так лестно Лезть за тобою – Бог Знает куда. Да, виды Видящим – путь скалист. С глыбы на пирамиду, С рыбы – на обелиск… Ну, а потом на плоской Вышке – орлы вокруг — Макс, мне было так просто Есть у тебя из рук, Божьих или медвежьих, Опережавших «дай», Рук неизменно-бережных, За воспаленный край Раны умевших браться В веры сплошном луче. Макс, мне было так братски Спать на твоем плече! Горы… Себе на горе Видится мне одно Место: с него – два моря Были видны по дно Бездны… Два моря сразу. Дщери иной поры, Кто вам свои два глаза Преподнесет с горы? Только теперь, в подполье, Вижу, – когда потух Свет – до чего мне вольно Было в обхвате двух Рук твоих. В первых встречных Царстве – и сам суди, Макс, до чего мне вечно Было в твоей груди! Пусть ни единой травки, — Площе, чем на столе, — Макс, мне будет так мягко Спать на твоей скале. 28 октября 1932, Кламар

«Никуда не уехали – ты да я…»

Никуда не уехали – ты да я — Обернулись прорехами – все моря! Совладельцам пятерки рваной — Океаны не по карману! Нищеты вековечная сухомять! Снова лето, как корку, всухую мять! Обернулось нам море – мелью: Наше лето – другие съели! С жиру лопающиеся: жир – их «лоск», Что не только что масло едят, а мозг Наш – в поэмах, в сонатах, в сводах: Людоеды в парижских модах! Нами лакомящиеся: франк – за вход. О, урод, как водой туалетной – рот Сполоснувший – бессмертной песней! Будьте прокляты вы – за весь мой Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, Пятью пальцами – да от всех пяти Чувств – на память о чувствах добрых — Через всё вам лицо – автограф! 1932 – лето 1935, Фавьер

Стол

1

Мой письменный верный стол! Спасибо за то, что шел Со мною по всем путям. Меня охранял – как шрам. Мой письменный вьючный мул! Спасибо, что ног не гнул Под ношей, поклажу грёз — Спасибо – что нес и нес. Строжайшее из зерцал! Спасибо за то, что стал (Соблазнам мирским порог) Всем радостям поперек, Всем низостям – наотрез! Дубовый противовес Льву ненависти, слону Обиды – всему, всему. Мой заживо смертный тёс! Спасибо, что рос и рос Со мною, по мере дел Настольных – большал, ширел, Так ширился, до широт — Таких, что, раскрывши рот, Схватясь за столовый кант… – Меня заливал, как штранд! К

себе пригвоздив чуть свет — Спасибо за то, что – вслед Срывался! На всех путях Меня настигал, как шах — Беглянку. – Назад, на стул! Спасибо за то, что блюл И гнул. У невечных благ Меня отбивал – как маг — Сомнамбулу. Битв рубцы, Стол, выстроивший в столбцы Горящие: жил багрец! Деяний моих столбец! Столп столпника, уст затвор — Ты был мне престол, простор — Тем был мне, что морю толп Еврейских – горящий столп! Так будь же благословен — Лбом, локтем, узлом колен Испытанный, – как пила В грудь въевшийся – край стола! Июль 1933

4

Обидел и обошел? Спасибо за то, что – стол Дал, стойкий, врагам на страх — Стол – на четырех ногах Упорства. Скорей – скалу Своротишь! И лоб – к столу Подстатный, и локоть под — Чтоб лоб свой держать, как свод. – А прочего дал в обрез? А прочный – во весь мой вес, Просторный – во весь мой бег, Стол – вечный – на весь мой век! Спасибо тебе, Столяр, За доску – во весь мой дар, За ножки – прочней химер Парижских, за вещь – в размер.

5

Мой письменный верный стол! Спасибо за то, что ствол Отдав мне, чтоб стать – столом, Остался – живым стволом! С листвы молодой игрой Над бровью, с живой корой, С слезами живой смолы, С корнями до дна земли! 17 июля 1933

6

Квиты: вами я объедена, Мною – живописаны. Вас положат – на обеденный, А меня – на письменный. Оттого что, йотой счастлива, Яств иных не ведала. Оттого что слишком часто вы, Долго вы обедали. Всяк на выбранном заранее — Много до рождения! — Месте своего деяния, Своего радения: Вы – с отрыжками, я – с книжками, С трюфелем, я – с грифелем, Вы – с оливками, я – с рифмами, С пикулем, я – с дактилем. В головах – свечами смертными — Спаржа толстоногая. Полосатая десертная Скатерть вам – дорогою! Табачку пыхнем гаванского Слева вам – и справа вам. Полотняная голландская Скатерть вам – да саваном! А чтоб скатертью не тратиться — В яму, место низкое, Вытряхнут вас всех со скатерти: С крошками, с огрызками. Каплуном-то вместо голубя – Порх! – душа – при вскрытии. А меня положат – голую: Два крыла прикрытием. 1933

«Вскрыла жилы: неостановимо…»

Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет – мелкой, Миска – плоской. Через край – и мимо — В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих. 6 января 1934

Куст

1

Что нужно кусту от меня? Не речи ж! Не доли собачьей Моей человечьей, кляня Которую – голову прячу В него же (седей – день от дня!). Сей мощи, и плещи, и гущи — Что нужно кусту – от меня? Имущему – от неимущей! А нужно! иначе б не шел Мне в очи, и в мысли, и в уши. Не нужно б – тогда бы не цвел Мне прямо в разверстую душу, Что только кустом не пуста: Окном моих всех захолустий! Что, полная чаша куста, Находишь на сем – месте пусте? Чего не видал (на ветвях Твоих – хоть бы лист одинаков!) В моих преткновения пнях, Сплошных препинания знаках? А вот и сейчас, словарю Придавши бессмертную силу, — Да разве я то говорю, Что знала, пока не раскрыла Рта, знала еще на черте Губ, той – за которой осколки… И снова, во всей полноте Знать буду, как только умолкну.

2

А мне от куста – не шуми Минуточку, мир человечий! — А мне от куста – тишины: Той, – между молчаньем и речью, Той, – можешь – ничем, можешь – всем Назвать: глубока, неизбывна. Невнятности! наших поэм Посмертных – невнятицы дивной. Невнятицы старых садов, Невнятицы музыки новой, Невнятицы первых слогов, Невнятицы Фауста Второго. Той – до всего, после всего. Гул множеств, идущих на форум. Ну – шума ушного того, Всё соединилось в котором. Как будто бы все кувшины Востока – на лобное всхолмье. Такой от куста тишины, Полнее не выразишь: полной. Около 20 августа 1934