Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3
Шрифт:
– А ты? – хмуро поинтересовался Иван, всё ещё продолжая думать об одном и том же.
– Ха! – легкомысленно отозвался Хиркус, явно донельзя довольный неизвестно чем.
Женщины подозрительно ретиво выполнили разрешение своей предводительницы. Они почти бросились к ходокам, оспаривая место рядом с тем или другим из них и доводя Шилему своим поведением до белого каления. Она первой ухватилась за Ивана и никого к нему не подпускала, пока он не упрекнул её за то, что ходокам следует распределиться равномерно, чтобы охватить всех, кого придётся пробивать сквозь время.
Подготовка заняла столько времени, что дон Севильяку удалось неоднократно напомнить о невыносимой для него жаре, Шилеме несколько раз перейти с места на место, Арно и Хиркус позлословить, а Джордану опять впасть в полудрёму.
– Делаем шаг, – предупредил Иван.
На дороге времени женщины успели только ахнуть, как вновь проявились в реальном мире. Он оказался совершенно иным, чем тот, покинутый ими мгновения назад.
Редколесье, поросшее колючим кустарником, и жёсткая трава окраины оазиса уже давали хоть какую-то тень и прохладу. Ниже по ложбине просматривались густые заросли и смыкающийся полог крон низкорослых деревьев.
Не сговариваясь, все повернули и гурьбой направились под манящую тенистую сень.
Арно и Хиркус возглавляли испуганно оглядывающихся женщин. После необычного для них перехода через дорогу времени, они присмирели и держались поближе к ходокам.
Иван и дон Севильяк замыкали шествие.
– Ваня, – сказал негромко дон Севильяк, что давалось ему с трудом, – мы, кажется, сильно промахнулись.
– Это мягко сказано, – невесело отозвался Иван. – В таком прошлом я уже, наверное, побывал. Там тоже поле ходьбы в кромешной темноте. Где прошлое, где будущее не определиться.
– В темноте не страшно. Я там, Ваня… – дон Севильяк облизнул сухие губы, – долго находиться не могу. Мне дышать нечем.
– Воздуха нет?
– Воздух есть. Дышать нечем, – повторился дон Севильяк. – Это как густой дым. Думал, задохнусь… Хорошо, успел сообразить и не стал делать полный вдох. Но до сих пор в горле першит. – Он демонстративно или непроизвольно гулко прокашлялся и сплюнул себе под ноги. – Вот!
Иван понимающе кивнул.
Сам он дышать мог и никаких примесей или запаха во вдыхаемом воздухе не почувствовал. Но если у дона Севильяка – дым, то у других ходоков в здешнем поле ходьбы могут быть другие неприятности.
Несколько шагов прошли молча.
Перед ними остановился Жулдас с опекаемой им женщиной.
– Я тоже теперь другая? – жалобным голосом спросила она и вскинула на Ивана повлажневшие глаза, полные муки.
– Та же, что и была. Так же как и мы, – ответил ей Иван, стараясь говорить как можно мягче. Если она вбила себе в голову об обязательном превращении, то простым отрицанием её навряд ли удастся переубедить сразу. – Ты зря боишься нас и то, что мы делаем…
– Спроси её имя, – как заклинание выдохнул Жулдас.
Он приплясывал от нетерпения на месте.
– Не торопись! – И, обращаясь к женщине, попросил: – Ты назвала бы своё имя. А то Жулдас мне покоя не даёт. Хочет знать, как тебя зовут.
– Он? Жулдас? – она повела глазами в его сторону.
– Что она говорит? – почти простонал ходок. – Ты назвал ей моё имя, я слышал. А она…
– Потерпи!.. – отмахнулся от него Иван и опять обратился к женщине: – Так ты назовёшь своё имя?
– Я боюсь.
– Боишься? Чего?
– Если я назову своё имя, то каждый сможет мне сделать плохо. Я не хочу.
– А-а, – Иван вспомнил поверья многих народов, где имя человека пребывает в тайне из-за боязни порчи со стороны злых людей и сверхъестественной нечисти. – Но ведь тебя как-то называли, если хотели поговорить с тобой. Да и не может человек жить без имени или прозвища. Так как тебя называли?
– Да, – она вскинула на него ищущий и чем-то смущённый взгляд.
Всё-таки она была хороша. И, наверное, только обстоятельства, заставившие пережить глубокое волнение в связи с последними событиями, наложили на её облик крайнюю усталость, а на поведение – настороженность ко всему и недоверие ко всем.
– И как же?
– Очень Красивая и Умная, – сказала она и опустила глаза к земле.
– Хорошее у тебя имя. Оно достойно тебя, – с искренней улыбкой похвалил Иван. – Ты красивая, а вот умна ли… видно будет.
Вторую часть реплики он проговорил по-русски. Но женщина услышала только первую её часть и заулыбалась.
Иван передал Жулдасу её открытое имя без перевода.
– Её зовут Иката-май-ё.
– О! – воскликнул обрадованный Жулдас. – Иката-май-ё!
На его возглас она широко открыла глаза и с укоризной посмотрела на Ивана.
– Он и все, кроме меня, не знают твоего языка. Пусть для него и остальных это будет твоим настоящим именем.
На лице её появился румянец.
Иван хотел спросить, откуда она и почему не говорит по-английски. Да и, вообще, на каком говорит языке? Но его позвал Арно, далеко ушедший вперёд.
– КЕРГИШЕТ, иди сюда, посмотри!
Он с Хиркусом и женщинами вышли к площадке среди погустевшего леса и в немом испуге что-то рассматривали.
Иван со спутниками нагнал их.
На поляне они увидели большое горизонтальное колесо диаметром метров тридцать. По его окружности на острых шипах висели мумифицированные останки каких-то существ. Некоторые из них уже потеряли конечности, что лежали на земле вперемешку с мусором, нанесённым ветрами.
Колесо медленно и бесшумно вращалось, как своеобразная похоронная процессия, где провожаемые и провожающие – мертвецы…
Колесо вращалось, неторопливо пронося перед невольными зрителями застывшие в нелепых позах останки гуманоидов. Шипы, пронизавшие их, хищно поблескивали острыми жалами. Некто насаживал на них мёртвые или ещё, может быть, живые тела безо всякого порядка, как придётся: кого пронизало насквозь со спины или живота, кого насаживали стоймя, и тогда шип грозно торчал из головы или, напротив, он вначале входил в голову, а выходил в ногах.