Хохочущие куклы (сборник)
Шрифт:
Длинные дни
Три дня рождения в этом июле – и тоска по корпоративу, способному поднять дух предприятия в пыльную жару. Николай знал, где скрыться, даже когда бесполезно урчали кондиционеры, знал и бывал там, но не хотел об этом помнить сейчас. Ведь кондиционер у них в порядке, празднование назначили на пятницу, Миша пришел со своей, Аля, единственная женщина в филиале, пришла в красном платье, и были маленькие канапе с авокадо, которые никто не ел, зато на глазах таяли бутерброды с красной рыбой. Шампанское – настоящее (кому только пришло в голову?) оказалось кислее обычного, о чем не стеснялись говорить, но, к счастью, были и другие напитки в запотевших
Разумеется, Николая в очередной раз спросили, почему он пришел один – боится, что отобьют подругу или боится вдвоем с ней родную фирму объесть, а может, на Альку глаз положил, допрашивали с въедливым любопытством, раздраженным отсутствием толковых ответов, и сделали что-то вроде шутливого выговора, за которым скрывалось серьезное и ревнивое внимание. В конце концов, после достаточного количества шампанской кислятины и водки, он согласился:
– Приведу, приведу, прямо в следующий раз. Что в следующий раз празднуем? На Новый год, ну пусть хоть на Новый год. А что, до того – ничего? Мы с ней сами редко видимся, она из… – Он назвал не близкий, но и не слишком далекий город. – Работа у нее там и все остальное.
– Где же ты нашел ее? Поближе не мог оглянуться? Вон хоть на Альку!
Аля была замужем, но это беспокоило коллег меньше, чем его асоциальное одиночество, а уж отсутствие сегодня Алькиного мужа не трогало никого. Мужей не приводят. Он не успел ответить, ответили за него: в Интернете, где еще, – нашлись две истории интернет-романов, один из которых закончился даже браком, но супруги, живущие в разных городах, так до сих пор и не съехались, больше из упрямства, нежели из-за работы и жилья, жили то там, то тут, имея ребенка… И вторая, не заканчивающаяся браком, но длящаяся благодаря долгим забавным сеансам в скайпе…
– Но у нас так не будет! – Николай неожиданно подал голос, вместо того чтобы тихо радоваться – нашли интереснее предмет для разговора, да так громко подал, словно сила звука могла что-то изменить в его жизни. – А мы с Элей решили, что она переедет сюда, будет со мной жить. Ни скайп, ни поездки… Нет, я этого не понимаю! Если уже женаты, должны вместе жить. Нужно время, чтобы все сделать. Там еще проблемы пока, но потом обязательно! Осенью. Или к зиме… Но будем вместе жить.
Он ждал, что выразят согласие с его мнением по поводу дистанционных романов, полное одобрение и восторг и обяжут предъявить Элю сразу по приезде (где только взял это имя! Не потому, что «Нора» слишком необычно, – просто не мог выговорить ее имени в этом помещении). Но его лишь спросили строго:
– А что с ее работой? Она кто по специальности у тебя?
– Найдет что-нибудь, первое время поживем, в конце концов, на мои…
И осекся, избегая табуированной темы зарплат. На него смотрели с недоверием, но тут Миша вскочил:
– Так. Давай за тебя! За вас двоих!
Выпили за него и, получается, за Нору – было в этом нечто щекочущее – словно держал он в руках украденную вещь, наблюдая тщетные поиски. И еще несколько раз пили за них, шутили без юмора о многих детях, Николай испытывал при этом странное облегчение, почти верил, что коллеги на самом деле все знают – ну и что? – и на следующий корпоратив он приведет ее с собой. Хотелось пройти до развилки с Мишей, рассказать, что она – рыжая, высокая, худая, но, когда доходит до дела, очень даже… однако Миша уехал со своей, и Николай шел домой один. Несколько глотков свежего воздуха и одна сигарета вдруг прояснили: ведь он, столько ходивший вокруг да около, принял окончательное решение, заявил при свидетелях – Нора будет жить с ним. Он забирает ее.
И решение оставалось в силе, несмотря на то что теперь, после вырвавшихся нетрезвых слов, он чувствовал себя идиотом, смешавшим несмешиваемое,
Решение оставалось в силе несмотря на то, что какое-то время он совсем не выезжал за город и жил обычной жизнью между работой, домом и дешевыми кафе. Один раз заехал к родителям, уехал от них с хорошим чувством исполненного долга и замоленного греха.
Когда все же выехал, решился завести разговор в Леночкином кабинете, но из разговора ничего не вышло. Говорить прямо опасался – пустят ли снова, и даже – найдет ли дорогу. Но намеки его, прозрачные как глаза Элеоноры Фелисии, Леночка не понимала принципиально, работы у нее вдруг оказалось море, она доставала из шкафа папки с документами, вываливала на свой стол, листала и смотрела, удовлетворенно бурчала себе под нос «ага», пока наконец не бросила ему через плечо: «Ну что ты стоишь? Расписался – так иди уже… Хоть туда, хоть сюда, куда-нибудь!» Он решил, что в следующий раз начнет разговор снова, так же осторожно, и будет начинать столько раз, сколько потребуется, потому что других связей у него нет.
Через два дня на электронную почту пришло сообщение – сразу удалил как спам: в теме значилась некая компания (кто не удалял писем от таких «всемирно известных» компаний). Вечером же, дома, заглянул в удаленные и понял, почему весь день то и дело вспоминал об этом е-мейле: отправителем значился некий Александр Дыманов, но адрес электронной почты начинался с nifflonger. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить, где слышал слово «ниффлонгер»… темная спальня Норы, ее тихий голос. Ниффлонгер – это брат Норы, всегда что-то замышляющий. Николай убрал руку с мышки и пошел на кухню – налить себе остывшего кофе, но, когда вернулся, папка удаленные оставалась открытой, и письмо не исчезло. В самом письме, написанном излишне вежливо для электронного, было приглашение на встречу, указано место и время – ни тени сомнения в том, что он найдет этот впервые-о-таком-слышу бар или в том, что он сможет прийти в назначенное, кстати вполне рабочее, время. Повод для встречи не указывался.
Она привыкла к самостоятельному электрическому свету – ни зажигать, ни гасить его не нужно было, в семь засвечивался сам, в десять сам гас. Мани, пользуясь тем, что не нужно заботиться о свечах, приходила все позже с каждым днем, вот уже несколько дней появлялась не раньше половины восьмого. В это утро Нора ждала долго. Никто не пришел. Забраться в узкое нижнее платье и в тяжелый каркас платья внешнего. Сверху надеть чехол. Избавиться от тяжести волос, поднять их наверх, украсить себя. Ничего этого она не могла сделать сама. Весь день она оставалась в постели, сидела, обняв колени, и думала о своем возлюбленном. О солнечных лужицах его поцелуев, стекающих струйками по животу к лону.
Ночью не засыпала, ждала следующего утра. Один день выпал из жизни, но он был полон нежными мечтами, поэтому его не было жаль. Почти не спавшая, все же была вырвана светом из сна, очень короткого, но переполненного при этом образами: цифры, люди, которые, очевидно, были давно забытыми знакомыми и все пытались сообщить ей нечто важное, но не могли пройти. Погода, много разной погоды одновременно: солнце, дождь, ветер, снег, град – в окне одного из ее залов, поднятого на высоту четырнадцати этажей, наполненного желтым солнечным светом снаружи (в любую погоду). Проснувшись, приоткрыла рот, переполненная образами – не знала, как выпустить из себя сны, следовало бы говорить, но некому; сны же не птицы, чтобы просто вылететь через приоткрытые губы.