Хоккенхаймская ведьма
Шрифт:
– Дочь моя, пред Святым Трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Надобно всё снять? – Всё ещё сомневалась женщина.
– Да, – говорил отец Иоганн с суровым лицом, – иначе палач снимет с тебя платье неласково.
Гертруда Вайс стала медленно раздеваться. Рыдая при этом.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул отец Иоганн, – палач, помоги ей.
Сыч
А Сыч раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с неё обувь, всё это он делал с серьёзным, даже злым лицом.
– Распусти волосы ей, – командовал отец Иоганн.
Сыч повиновался.
Волков глядел на вполне себе хорошее женское тело. Несмотря на возраст, женщина была аппетитна, только вот атмосфера, что царила в зале, никак не располагала к любовному настроению.
Женщина выла, ни на секунду не умолкала, пыталась руками прикрыть срам, да Сыч не давал, одёргивал её, чтобы руки не поднимала.
– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди, один из них монах, что не принадлежит к Святому Трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек славный своими подвигами божий рыцарь Фолькоф. Не против ли ты, что они будут свидетелями по твоему делу? – Заговорил отец Иона.
– Нет, не против, – подвывала женщина.
– Брат Иона, – заговорил отец Николас, – надобно ли брату Ипполиту тут свидетельствовать в таком деле, молод он, нужно ли ему видеть женское тело? К чему соблазны такие.
– Ничего-ничего, пусть укрепляет себя и дух свой. – Не согласился брат Иона, и добавил тихо, – да и некогда искать другого, обед скоро.
Брат Николас вздохнул только в ответ.
– Брат монах, и вы господин рыцарь. Подойдите к женщине, поглядите, есть ли на коже у неё родимые пятна, что напоминают рогатую голову, голову пса с пастью, голову козлища с рогами, голову кота?
Волков и краснеющий как пламя брат Ипполит стали оглядывать голую женщину со всех сторон. Никаких родимых пятен у неё не было.
– И под грудями её смотрите. – Настаивал брат Иоганн.
Посмотрели под грудями:
– Нет, святой отец, – произнёс Волков, – ни одного родимого пятна нет. Только родинка большая подмышкой, под левой рукой.
– Палач, добрый человек, посади женщину на лавку, пусть свидетели поглядят, нет ли у неё под волосами на голове таких пятен?
Сыч усадил женщину на лавку, а Волков и брат Ипполит оглядели её голову сквозь волосы:
– Нет, святые отцы, на голове тоже нет таких пятен. – Сказал кавалер.
– Нет, так нет. Хорошо, – начал было отец Иона, но его остановил
– Известны, – кивал отец Николас.
Вдова, подвывая, делала то, что ей говорили, а кавалер и залитый краской монах, осмотрели все, что было необходимо, и первый раз, за всю свою жизнь, созерцание красивого женского тела не принесло Волкову никакого удовольствия.
– Мы не нашли у неё никаких пятен, святые отцы, – сказал кавалер.
– Так, что ж, нет пятен, ясно, – произнёс отец Иона.
– Мне можно одеться, господин? – Всхлипывала вдова?
– Зови меня святой отец, а не господин, – терпеливо говорил отец Иона, – а одеваться я тебе ещё не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони её, что бы свет падал ей на спину в избытке.
Сыч поставил женщину на колени на лавку как просил глава Трибунала, а тот продолжил:
– Добрый рыцарь и ты брат монах, посмотрите, как следует, есть ли у неё на крестце и промеж ягодиц, над задним проходом, шрам как от усечения или как от прижигания?
Волков и монах опять смотрели на вдову, разглядывали на совесть.
Кавалер глянул на монаха, тот только головой помотал и кавалер сказал:
– Нет, шрамов мы не видим.
– Палач, сын мой, а знаешь ли ты как проверять родинку, что на боку у неё? – Спросил отец Иона у Сыча.
Волков был удивлён, но его Сыч это знал.
– Да, святой отец, – отвечал Сыч. Тут же достал из шва рубахи на рукаве большую иглу, показал её монахам. – Могу проверить.
– Так делай, добрый человек. – Благословил монах.
Сыч подошёл к женщине, деловито поднял её руку и сказал:
– Держи, не опускай.
Вдова тонко завыла, а потом и громко ойкнула, когда большая игла вошла ей в родинку на пол фаланги пальца. Затем Сыч вытащил иглу и стал давить родинку, и когда выдавил каплю крови взял её на палец и показал Трибуналу:
– То не отметина нечистого, тут кровь есть.
– Ну, что ж, – отец Иона сложил руки молитвенно, а писари стали складывать свои бумаги и перья, – на сегодня всё. Одевайся, дочь моя. Господин рыцарь, пусть люди ваши проводят её в крепкий дом, до завтра.
– Держат пусть милостиво, без железа, – добавил отец Николас. – Угрозы мы в ней пока не видим.
– Куда, куда меня? – Не понимала женщина, торопливо одеваясь.
– В тюрьму, – коротко отвечал ей Сыч и помогал ей одеться. – Не бойся, велели тебя в кандалы не ковать.