Хоккенхаймская ведьма

Конофальский Борис

Женщина зарыдала, стала кивать головой.

А Волков подошёл к столу, взял бумагу и, поглядев в неё, спросил:

– А как же искать мне этих наветчиков?

– Да просто, – отвечал отец Иоганн, – бабёнка смазлива, узнайте, кто из женатых мужей к ней хаживал. Как узнаете, так жену его берите, не ошибётесь. У нас три четверти доносов бабьих рук дело. А ежели нет, так писаря ищите, – он указал на лист бумаги, – этот навет писарь хороший писал, не староста сельский.

– Долго вдову не спрашивайте, –

добавил отец Иона, – намучилась женщина, пусть сегодня дома ночует.

– Хорошо, святые отцы. – Волков поклонился.

– А раз дел у нас больше пока нет, так мы и в трактире посидим, там нам поприятнее будет, – сказал отец Николас, – а вы тут сами сыск ведите, как всех выявите, так и нас позовёте, да только не затягивайте, нам ещё шесть городов объехать нужно.

Волков опять поклонился, и монахи с шумом стали вылезать из-за столов, отодвигая лавки.

Кавалер понял, что теперь всё дело будет делать он. И, честно говоря, это его устроило. Он один, по-хозяйски, расположился за огромным столом. Осмотрел всех, кто остался, и начал сразу по делу:

– Женщина, говори, были у тебя мужи, что ходили к тебе от своих жён?

Эта глупая баба стала столбом, только по сторонам глазела. Косилась то на писарей, то на Сыча с его помощниками и молчала.

– Отвечай, дура, – пхнул её в спину Сыч, – господин спрашивают.

Всё и так было ясно, нужно было только имя его узнать, и Волков настоял:

– Говори, не тяни время, кто был у тебя? Имя его скажи.

Женщина мялась, не хотела говорить.

– Не хочешь говорить? – Начинал раздражаться кавалер. – Палач, раздевай её. Не желает говорить по-хорошему, так на дыбе заговорит.

– Нет, нет, господин, не надо, – сразу затараторила вдова, – ходил ко мне Рудольф Липке, подмастерье кузнеца.

Кавалер глянул на монаха-писца, тот всё записывал и он продолжил:

– Он женат?

– Нет, – отвечала вдова, краснея.

– Почему? Он убог?

– Нет, господин. – Она опять замолчала. Стала шмыгать носом.

– Чёртова баба, – заорал Волков, врезал кулаком по столу, – из тебя каждое слово тащить? Говори, или велю Сычу тебя на дыбу вешать.

– Он не женат, потому как молод, ему семнадцать лет, – захныкала женщина.

– Может, еще кто ходил к тебе? – Спросил кавалер.

– Ходили, – тихо отвечала женщина, смотря в пол.

– Громче, говори, – опять ткнул её Сыч, – господин и писари должны слышать.

– Да ходили ко мне мужчины.

– Мужчины? – Волков смотрел на неё с любопытством. – И сколько их было?

– Ханс Раубе, столяр, – начала перечислять женщина. – Иоганн Раубе, тоже столяр.

– Сын его, что ли? – Уточнил кавалер с ещё большим любопытством.

– Брат.

– Они женаты?

– Да, господин. – Кивала вдова.

– Дальше.

– Стефан Роненграуф, возничий.

– Женат?

– Женат, господин.

– Ещё кто?

– Вилли Кройсбахер. У него большая коровья ферма.

– Женат?

– Женат, господин.

– Ишь ты, – тихо говорил Брюнхвальд за спиной у Волкова, – а я всё думал, почему такая пригожая женщина и не за мужем.

– Брала ли ты мзду с мужей за то, что давал им? – Продолжал допрос кавалер.

– Ну как… Я-то не просила ничего, они сами предлагали.

– Сколько брала.

– Деньгами я не брала. – Женщина краснела и от стыда переводила дух, словно бежала долго.

– Ну, два года назад, Ханс и Иоганн Раубе чинили мне крышу, ну, денег у меня только за половину работы было, я обещала им отдать попозже, а они мне предложили рассчитаться по-другому…

– И ты согласилась?

– Согласилась, господин. Денег-то всегда не хватает.

– И всё? Они больше к тебе не ходили?

– Ходили господин, – опять краснела вдова, – то забор надо поправить, то фундамент под чан новый поставить. У меня сыроварня, господин, там всегда работа есть для мужских рук.

– И не только для рук, – язвил Брюнхвальд.

– А с остальных тоже имела прибыток какой?

– Ну, Стефан, он, если в Вильбург ехал, так мои сыры вёз бесплатно, сколько мог взять. – Говорила женщина.

– А этот, как его… Фермер, что тебе бесплатно делал?

– Иногда своего молока у меня не хватала, он мне возил, ну, и корма для моих коров помогал заготавливать бесплатно. То есть без денег.

– Так, ну а этот, семнадцатилетний, что он для тебя делал? – Продолжал Волков.

Вдова стала совсем пунцовой, стояла, теребила передник:

– Рудольф мне ничего не делал.

– Ясно, этот значит, был для души, а остальные для дела. – Сказал кавалер. – Писарь, ты записал имена её хахалей?

Монах писарь положил перед ним лист бумаги. Не заглядывая в него, Волков передал лист Брюнхвальду:

– Карл, берите всех вместе с их бабами.

Брюнхвальд забрал письмо, пошёл к выходу, а вдова вдруг зарыдала.

– Чего, чего ты воешь, дура? – Ласково говорил ей кавалер.

– А что вы с ними делать будете? – Сквозь слёзы спрашивала она.

– Да ничего, выясню, кто навет на тебя написал.

– Господин, не надо никого наказывать, я их прощаю.

– Прощает она, – кавалер невесело усмехнулся, ему через неделю нужно будет жалование людям Брюнхвальда платить, и уж они его не простят, да за постой в таверне, деньги нужны, монахи то жрут, как не в себя, он вздохнул и сказал, – навет есть большой грех и преступление. Клеветников надобно покарать!

– Смертью? – Ужаснулась женщина.