Hold Me
Шрифт:
— А это значит, что нужно быть осторожней в выборе человека, с которым ты говоришь, — он слегка щурит веки, но лицо остается таким же мягким, вовсе не напряженным, а вот Джойс и Джизи перебрасываются взглядами, в которых с легкостью читаю тревогу.
Стоп.
Я щурюсь, смотря на отца, который, кажется, медленно подводит меня к главной теме его беседы:
— Понимаешь, не со всеми в городе лучше общаться, — запинается, — разговаривать… — смотрит на свои часы на руке, вдруг выдавив для меня улыбку. — Ты у нас стремишься к общению, но и выбор друзей должен быть правильным, верно? — он почти смеется, вновь подняв на меня глаза. Пытается сделать этот разговор обыденным, но я не глуп. Взглядом изучаю
— Папка запрещает мне выбирать себе друзей? — да. Это было первое, что я сказал за такой промежуток времени, и голос мой пропитан насквозь сарказмом и раздражением. Я с удовольствием поиздеваюсь над ним, но сейчас мне нужно отвести Засранца в вет-клинику.
— Нет, что ты, — отец облизывает сухие губы. — Я просто хочу, чтобы ты выбирал правильных друзей, всё-таки, это люди, с которыми ты будешь проводить свое время, так что я… — запинается. — Я, я переживаю, — говорит немыслимое — и я практически начинаю смеяться, вот только сжимаю губы, хмуря брови, ведь в тоне отца мелькает требовательность. Его слова — это приказ. Вновь бросаю взгляды на Джойс и Джизи, останавливая его на второй, и спрашиваю, словно зная, какая реакция меня ожидает:
— Что тебе сделала Эмили?
Рыжая поднимает на меня большие глаза. Она сжимает в руках кружку с кофе, смотрит так, будто я произнес какое-то сатанинское заклинание, будто прямо перед ней сжираю человеческие органы. Да, она смотрит с таким возмущенным страхом, словно я спрашиваю её о наличие девственности. Отец вдруг поднимается со стула. Он успевает хлопнуть ладонями по столу, испугав Джойс, которая вздрагивает, опуская глаза ниже, прячет их от всех присутствующих. Джизи отступает к холодильнику, так же отворачиваясь, и делает вид, что ищет, чем бы набить свой живот этим утром, а я продолжаю спокойно сверлить её спину взглядом, пока отец не вынуждает меня перевести на него глаза.
— Ты слышал меня, Дилан, — не кажется, что он шутит, а это говорит лишь о том, что этот человек ненормальный. Не в себе. Чертов урод, думает, может правила устанавливать? Придет время — и я это дерьмо с удовольствием выбью из него.
Продолжаю молчать, равнодушно смотря на мужчину, который начинает стучать пальцами по столу от нервов:
— Я говорю это один раз и надеюсь, что тебе удалось уяснить.
— Повтори, — цокаю языком, удивляясь тому, с каким безразличием протягиваю это слово, сделав шаг к отцу, который стоит на месте, не шевелясь, и не отводит взгляд, четко говоря:
— Ты не должен впредь контактировать с Хоуп.
От лица Эмили.
Холодный паркет. Холодные руки, холодные пальцы. Голова лежит на твердой поверхности, тело затекло. Странное ощущение пустоты внутри и физической тяжести одновременно. Моргаю, пытаясь избавиться от песка в глазах, и смотрю на дверцу шкафа под раковиной, заставляя себя поднять голову, оторвать от пола. Это дается нелегко, но в следующую секунду, сражаясь в неравном бою с собой, мне удается приподняться на руках и сесть на колени. Кухня залита бледным светом с улицы, что льется в помещение, даря мне необычное наслаждение. Кажется, каждый мой день окрашен в бледные «пасмурные» оттенки. И это поистине прекрасно. Сажусь, сгибая ноги под собой, и опираюсь плечом на ножку стола, разглядывая то, как за окном ветер треплет сухие листья, срывая их с деревьев и унося высоко в небо. Унося. Почему бы и меня тебе не унести? Но с такой тяжестью это не удастся. Улыбаюсь, растягивая губы. Да, вновь цитирую строчки из этой книги.
Слабо хмурю брови, почувствовав, как в висках ноет боль, подобно кошке когтями водит по стенкам черепа, так что приходится подняться на ноги, но от резкой
В глаза ударяет яркая вспышка, так что накрываю ладонями лицо, сделав хриплый вздох, и меня клонит вбок, поэтому бьюсь плечом о холодильник, который начинает работать громче.
Боль. Это все, что мне удается уловить, прежде чем вновь могу открыть глаза. Она неясная, неописуемая. Просто «боль», которая прогремела одновременно во всем теле, не дав узнать истинный источник. Тру лоб, вздыхая, и понимаю, что левый глаз болит сильнее, если начинаю поворачивать голову в разные стороны и глубже дышать, так что передвигаюсь крайне спокойно, без резких движений.
Но брожу по кухне недолго, даже не успеваю вновь вернуться к холодильнику за йогуртом, как раздается звонок. Оборачиваюсь, держа ладони на уровне груди, и прислушиваюсь, стоя на месте, пока звонок не повторяется. Шаркаю босыми ногами по полу, выглядывая в коридор, и осматриваюсь, понимая, что дома одна. Стоит написать родителям и узнать, как у них дела в Нью-Йорке. И узнать, когда они вернутся. Мне неспокойно быть одной в этих стенах.
Звонок повторяется. Смотрю в сторону двери, медленно направляясь к ней, и мысленно молюсь, чтобы это не были «дорогие» одноклассники, которые от скуки решили навестить меня. Берусь за ручку, скользнув языком по губе, и смотрю в «глазок», резко сделав шаг назад.
— Эй, Хоуп! — голос за дверью. Я хорошо знаю его, так что отступаю дальше, опираясь рукой на комод, чтобы не рухнуть на пол от бессилия.
— Думала, тебе сойдет это с рук?! — Джизи. Она там же. И она не одна. Моргаю, пытаясь разыскать в голове, в своих воспоминаниях, что могла успеть сделать ей, чтобы вызвать такое возмущение и злость, но ничего не нахожу, поэтому открываю рот, качнув головой.
Кто-то бьет ногой в дверь, поэтому дергаюсь, чуть не падая на пол, и отхожу дальше, продолжая всматриваться в светлый дверной «глазок». Слышу голоса парней, но не могу разобрать слов.
— Я знаю, что ты там, Хоуп! — Джизи не сдается. Черт, что я могла такого натворить?! Не так посмотрела на неё? Дышала в её присутствии? Что не так? Я…
Хмурю брови, приложив ладонь к раскалывающейся от боли голове.
Я просто не помню. Не помню, что происходило в последнее время.
— Хоуп! — удар в дверь, кто-то начинает дергать ручку, после чего вновь следует удар. Они в своем уме?!
Делаю глубокий вдох, и сжимаю ладони в кулаки, иду в сторону двери, хотя плохо понимаю, к чему подобное приведет. Если честно, вообще не думаю. Не хочу даже предполагать, к чему такое приведет, но… Сейчас я не в том состоянии, да и не хочу, чтобы они выбили дверь, лишние траты для родителей. Те лишь будут лишний раз злиться на меня. И так приношу им много проблем, так что…
Касаюсь пальцами дверной ручки, проглотив ком в горле, который мешает мне сделать глубокий вдох, и уже тянусь к замку, чтобы впустить тех, кто пришел явно не с добрыми намерениями, но подобное случалось и не раз. Я примерно знаю, чего мне ожидать, поэтому… Черт, мои собственные рассуждения настолько жалкие, что меня переполняет желание дать этим выродкам убить меня, довести до потери пульса, чтобы вовсе оставить свое бессмысленное существование. Вся моя жизнь — сплошное разочарование. Я — некий сгусток, который служит подушкой для биться. Может, в этом и есть причина моей жизни, но таков смысл бытия мне не по душе. Я устаю. И я прекращаю бороться. Гнусь, ломаюсь, падаю в ноги тем, кто с удовольствием растопчет меня. Если раньше я с умением терпела, то теперь этого во мне нет.