Холод
Шрифт:
Идя по следам трехлапой твари, также обрывавшимся у полыньи почти у середины Обского моря, эксперты сделали вывод о том, что по сравнению с последними измерениями буранник прибавил в весе не менее семидесяти килограмм. Теперь это была сформировавшаяся взрослая особь, по силе не уступавшая медведю.
Сергей еще долго жалел, что не пристрелил его, когда была такая возможность.
Именно после этого случая он окончательно укрепился в мысли, что данное ему задание не просто не выполнимо, но еще и бессмысленно. Эти существа были не просто разумны, они не уступали по разумности человеку, который был их путем к размножению и, видимо, основной пищей. А что может быть безнадежней, чем попытка приручить разумное существо? О том же, чтобы войти с буранниками в контакт и попытаться наладить сотрудничество, и вообще не могло идти и речи. Независимость и презрение к человеку читалось их глазах, и единственным видом контакта, который они признавали, явно был «прямой» контакт, с последующим пожиранием «собеседника».
Матвеев, однако, мнения Холодова не разделял, и вежливо предложил ему отныне заниматься СВОЕЙ работой и не лезть в дела других ведомств, то бишь вновь стать бойцом и перестать прикидываться аналитиком. Думать вредно… Однако с доводами о чрезвычайной опасности буранников он не могл не согласиться, и приказов немедленно отправить свой отряд под воду, на поимку этих тварей, штабисты больше не отдавали. После развала СССР, вместе с которым рухнула и великолепная школа подготовки подводных боевых пловцов, «Морские дьяволы» были на вес золота, и рисковать столь ценными и проверенными в боях кадрами никто не собирался.
Теперь Холодову и его команде предстояло переквалифицироваться из «Морских дьяволов» в сухопутные. Их первоочередной задачей становился сбор информации о буранниках… Чем они и занимались вот уже год с лишним.
И этот день не предвещал ничего особенного, грозясь стать одним из многих, на протяжении которых Сергею предстояло провести восемь часов дежурства на «капитанском мостике», как он окрестил про себя эту комнату, по сути, центр управления операцией «Холод». Комнату, в которую стекалась информация отовсюду…
Сергей Холодов в этот день рассчитывал на тихое и спокойное времяпрепровождение, на ставшее привычным ожидание неизвестно чего, но когда на город опустилась белесая пелена снега — шестым чувством ощутил, что таким же как все этот день не будет. Наблюдая за стремительно падающим столбиком термометра за окном он вспоминал показания очевидцев, записанные в тот день, когда шестнадцатилетняя Маша Волкова превратилась в буранника, первого буранника, увиденного людьми, сумевшими после этого остаться в живых.
«Буран начался ни с того, ни с сего…»
«В тот день и так было не особо тепло, но когда вдруг пошел снег, и вовсе похолодало…»
«Было такое ощущение, что тучи слетелись просто из ниоткуда. Вот их не было, и вот они уже есть!»
Вот и сейчас тучи окутали Бердск… Впрочем, неба, каким бы оно ни было, серым или голубым, уже не было видно. Весь мир стал белым.
— Семен! — Холодов слишком резко нажал на кнопку коммутатора, от чего кнопка предательски хрустнула и застряла намертво в приборе, — Свяжись с нашими парнями в Новосибирске. Спроси, что там творится с погодой у них.
Ответ пришел раньше, чем Сергей расправился с заевшей кнопкой.
— Резкое похолодание, Сергей Палыч. Синоптики опасаются, что горожане набьют им морду… Горожане опасаются, что не найдут в таком буране синоптиков. Большая часть Советского района погребена под снежной шапкой. Чем дальше от плотины, тем меньше снега, и тем теплее.
— Отставить шутки! — рявкнул Холодов.
— Есть отставить! — бодро гаркнул Семен на другом конце провода.
— Поднимай ребят, пусть будут в полной боевой готовности. Этот буран нравится мне все меньше и меньше…
Холодов отключился, и подойдя к окну стал вглядываться в безумный танец снежинок за стеклом. Где-то там, в сотне метров от бывшего санатория, а ныне — секретной военной базы, центра операции «Холод», начиналась белая гладь замерзшего Обского моря. И возможно сейчас по его поверхности шли куда-то по своим делам буранники, планирующие очередную пакость. Как было бы просто, вырезать десяток лунок по всей поверхности водохранилища, у каждого из них поставить по «морскому дьяволу» и синхронно бросить в эти лунки по пятку гранат! Какими бы сильными и живучими не были эти твари, вряд ли они выдержат страшную акустическую волну, которая прокатится от одного берега моря до другого!
Или нет, не гранаты, глубинные бомбы, чтобы было уж совсем надежно и гарантировало смерть этих существ. Ну и пусть во всем водохранилище всплывет брюхом к верху вся рыба! Пусть «Гринпис» на каждом углу кричит о варварстве загадочных браконьеров! Он и его ребята растворились бы в воздухе, ликвидировав все следы своего пребывания здесь за считанные минуты.
И никаких буранников! И больше — никаких жертв!
Хотя нет, одна жертва все же будет. Жертва, которую распнут на кресте в генштабе. Он, каперанг Сергей Холодов, обвиненный трибуналом или в преступной халатности, или вообще в пособничестве врагу. Изгой и предатель, уничтоживший потенциальное оружие — существ, именуемых буранниками.
Как объяснить тому, кто не смотрел в их большие черные глаза, что это оружие будет похуже атомной бомбы, ибо красную кнопку от него не спрячешь ни в какой ядерный чемоданчик!
— Сергей Палыч! — вновь ожил коммутатор, — Сообщение с Бердского вокзала. Сторож у моста через Бердь утверждает, что на его участке белые медведи разбирают железную дорогу! Начальник смены считает что бедняга просто перепил, но все же связался с электричкой, которая должна пройти там минут через пять и попросил машиниста быть внимательнее на подходе к мосту. Кто знает, что там может быть…
— Я знаю! — рявкнул Холодов, — Если у сторожа белая горячка, я пристрелю его лично. А если его белые медведи окажутся тем, что я думаю, то этот буран действительно налетел неспроста. Поднимай «дьяволов»! Срываемся к мосту!..
Глава 4. Поезд
Никита Петрович Тимофеев поплотнее подоткнул одеяло под дверь в своей будке и пересел поближе к обогревателю. Сказать, что на улице похолодало значило бы ничего не сказать… Ну а его сторожка была явно не подготовлена к таким катаклизмам. Расположенная у начала железнодорожного моста через Бердь и открытая всем ветрам, дующим хоть с моря хоть с залива, она являла собой идеальное место для закалки последователей Порфирия Иванова, к коим сам Никита Петрович явно не принадлежал.