Холодная кровь
Шрифт:
— Холодно? — глянул в который раз на нее Воймирко, поправляя заплечный мешок, когда они через сугроб пробирались по ельнику в темноте, едва различая под ногами дорогу: снега кругом много, и под ним любая ловушка скрываться может
— как бы не угодить, а каждый миг времени для них ценен сейчас.
Мороз сегодня и впрямь был трескучий, что даже щеки немели, впору растирать рукавицами шерстяными. В эту ночь должна с мужем своим быть в тепле, но бежит прочь от него через лес, как от нежити.
Агна головой покачала, ничего не ответив. Воймирко только выдохнул тяжело да сильно в душу не лез — молчал, облако пара окутало его лицо, скрывая глаза темно-серые, почти черные, как небоскат над головой — утонуть можно. Взявшись за сук крепче, который сломил, чтобы сугробы мерить, тронулся
— До зари к Ильме доберемся, там уж владения Велесовы — он укроет нас, не найдут… а там и до Стрежи рукой подать… — говорил он спокойно, тревожа лохматые ветви елей, сбрасывая с них снег, бороздя глубоко сугробы.
Вот он куда путь держит. Отец никогда не домыслит искать в тех краях — безнадежно слишком. Сохша течет в лесистой долине до самых краев утесов Верхи, разбиваясь на многие притоки, разливаясь чашами озер круглыми, с топкими берегами и илистым дном, которые местные называют Старицы, замерзают они самыми последними, но иные мороз не трогает. Ильма — одно из таких озер, в округе которого, если не знать пути верного, легко сгинуть можно.
Агна обернулась все же, да не увидела ничего, кроме темнеющего частокола леса. Збрутич далеко позади, там, в хоромине остался и Анарад — мелькнуло и потухло волнение, словно искра, только кожа зажглась, где касался княжич, тревожа и будоража всю ее с новой силой. И не нравилось ей, как стягивает живот, и немеет внутри, будто кусочек льда по коже скользит, а от шепота его вкрадчивого, который до сих пор над ухом разносился, по спине прохлада качалась волнами. Загорелось все внутри пожаром, когда Агна заново будто ощутила прикосновение Анарада.
Сжав губы, княжна отвернулась и по следу за жрецом поспешила, придерживая длинные шерстяные юбки. Но не тут-то было, мысли о нем не отпустили так просто. Волнение заколотило изнутри нещадно, возмещая все то, что она так тщательно сдерживала до сего мига, вспоминая, как осталась ждать его в хоромине, приготовив порошка сонного, как бросало ее то в жар, то в холод от того, что не выйдет у нее ничего, от того, как сомнение вгрызалась в душу, словно голодная волчица, что навредить может.
С одной стороны, безумной казалась затея, при мысли о которой Агна ледяной коркой покрывалась, а с другой — пьянила шалая мысль о свободе, мысль о том, что вновь с Воймирко останется, все станет, как и прежде. Уверен он в том, что задумал, и эта твердость ей каким-то чудом передавалась. Агна вздернула подбородок, прочь погнала от себя ненужные лишние чувства, смотря в спину Воймирко, но они, что волна морская, обрушивались на нее до тех пор, пока Агна поняла, что задыхается, что ноги невольно стали подкашиваться, и твердь под ногами что из-за снега и так неустойчивой была, вовсе в кудель пуховую соткалась
— не успела оглянуться, как отстала изрядно, хотя нужно бы поторопиться.
Воймирко заметил то, замедлил ход, стараясь не очень спешить, терпеливо ожидая девушку. Если нагонят, то… Агна и представить боялась, что тогда будет, а потому, собрав остатки сил, старалась уж более не отставать, но совсем не думать, когда дыхание княжича, как живое, настигало ее лица и губ раз за разом, вынуждая цепенеть на месте, не получалось. И это злило страшно.
Пройдя так через чащобу добрую долю пути, Агна поняла, как устала страшно, ощущая, как начали заплетаться ноги — едва волочилась за жрецом, как застревал воздух в груди. Метания измотали изрядно, и в том не была виновата непроходимая дорога…
Воймирко все чаще останавливаться, чтобы Агна дух смогла перевести, вновь двигался в путь. Подгоняло уж и то, что сквозь кроны густые небо бледнеть начало, а Ильма все не показывалась впереди. Агна представляла, как очухается Анарад, ее не обнаружив, в какую ярость он войдет, что обманутым оказался, и мороз продирал. Впрочем, это не должно ее волновать — не стоило ему забирать ее из Ледницы, тогда бы ничего этого не произошло.
Вскоре за мыслями мрачными, которые только сгущались, как тучи грозовые, частокол редеть помалу стал, расступился совсем, открывая глазам темно-синее ровное, словно блюдце, озеро, снегом белым окаймленное, будто око самого леса. От него таким льдом повеяло, что Агна съежилась, сосны и в самом деле вокруг в инее все стояли, поскрипывали — знать, озеро глубокое, с ключами сильными.
Воймирко сильно к берегу не стал приближаться, остановился у березки тонкой, что цеплялась корнями за хлипкие берега, молча стянул с себя мешок, нырнув в него руками, что-то выуживая — свертки полотенец. Агна невольно залюбовалось им, забывшись на миг, наблюдая, как тот хозяйничает ловко, умело. Она без сил к стволу заснеженному привалилась, дыша часто, улавливая запах снеди — лепешек грибных. Нутро сжалось, издавая жалобные звуки.
Воймирко голову поднял, на нее взглянул — глаза весело сверкнули.
— Ничего, тут уже Стрежи недалеко, до избы доберемся, там и передохнем да подкрепимся, потерпи, — поднялся он и, прихватив все под локоть, пошел куда-то в чащу просить хозяина лесов и покровителя своего Велеса защиты да приюта.
Когда совсем скрылся он в зарослях, Агна перевела взгляд на озеро, холодное, даже глаза заслезились. Утро занималось быстро, окрашивая верхушки сосен розовым светом, всполохи золота рождались в глубине его, таяли помалу сизые стылые тени. Постояв так недвижимо и бездумно, Агна ощутила, как холод стал прокрадываться к разгоряченному от безостановочного пути телу, быстро сковывая. Она поежилась, плотнее закутываясь в накидку меховую, ожидая жреца, опасливо скользнув взглядом по берегу дальнему, поздно сознавая, что одна совсем осталась.
Агна ждала недолго, но к тому времени, как послышалось шуршание хвойных ветвей, успела порядком продрогнуть. Сосредоточенный и задумчивый Воймирко подхватил мешок и, оглядев берег, направился вдоль него, осторожно ступая, проверяя палкой каждый следующий шаг. Агна молча следовала за ним, доверяясь. И когда вновь вспоминала нынешнюю ночь и глаза Анарада, и плескавшийся в их глубине блеск и желание, и плохо скрываемую бережность, забывала, что ступает по следу жреца, что сковывал холод, забывала, зачем и куда идет, чего ищет и что хочет. Отголоски желания Анарада все еще прокатывались по телу, будоража вновь и вновь, заставляя думать не о том, что нужно, вызывали какую-то неведомую жажду, теплом собираясь в животе, отяжеляя все тело, заставляя вздрагивать. Это оцепенение не отпускало, а только усиливалось по мере того, как отдалялись они от родных земель. Агна одергивала себя каждый раз, смотрела в затылок Воймирко, на широкие плечи жреца, спину, и о нем думать старалась, вспоминая все то, как с ним ей хорошо было, как приходила на капище, и он встречал ее всегда тепло и ласково. Как ведал ей разное, как так же по лесу бродили вдвоем, а он вот так же шагал да бросал на нее частые взгляды через плечо, от которых внутри все загоралось, и хотелось парить, потому что огонь в них, пламя жарче божьего ока казался, и желание погреться в его лучах разливалось хмелем по телу. Только сейчас почему-то оно не греет совсем, хоть ничего не изменилось с того времени, и рада должна быть без меры, что вновь рядом с ним, а ничего этого не испытывала, тревогу только и дикое, безумное смятение. Тогда он казался ей самим Велесом — сильным, мудрым, надежным, рядом с ним никогда она не чувствовала себя столь растерянной, неуверенной ни в чем. Что же сейчас случилось? Что не так? Как бы ни мучилась, а понять не могла, хоть и все по- прежнему вроде, но естество молчало равнодушно, не отзывалось и сердце. Агна видела перед собой не воина могучего, полного силы, а мужчину, прятавшего что- бегущего куда-то, от кого-то.
В какой-то миг Воймирко остановился, Агна не сразу это заметила, едва не ткнувшись носом в его грудь. Оказалось, что они уже ушли далеко от Ильмы. По- прежнему окружали ровные рыжебокие сосны, посветлело заметно — набирало утро силу.
— Отстаешь, Агни, не так что-то? Грустная ты какая-то, — в голосе его тревога послышалась.
Агна поежилась и взгляда не могла задержать на нем долго, страшась, что тот увидит то, чего она сама не хотела чувствовать в себе.
— Устала просто, — ответила уклончиво, хоть это была и доля правды, только чего уже от себя таить — не в том причина, но признаться, как грызет ее сомнение, изъедая и ядом опаляя — не могла, язык как к небу примерз — не могла и все.