Холодная месть
Шрифт:
Эстерхази сложил карту, посмотрел вдаль с высоты и различил у горизонта несколько строений. Инверкирктон. Ездок откашлялся, оседлал велосипед и мгновение спустя покатил вниз, на восток, подгоняемый в спину послеполуденным солнцем, не замечая сладкого верескового запаха, несомого ветром.
Инверкирктон оказался всего лишь тесной группкой ухоженных домов у поворота дороги, но в нем имелись две вещи, обязательные для каждого шотландского поселения: паб и гостиница. Эстерхази подрулил к гостинице, слез с велосипеда и прислонил его к стене, выбеленной известкой. Затем достал
Маленький вестибюль был живописно украшен: кроме тартанов и карты местности, на стенах висели в рамках фотографии Инвернесса и мыса Кинтайр. Здесь никого не было, за исключением мужчины лет шестидесяти с небольшим, очевидно хозяина, который стоял за стойкой полированного дерева и читал газету. Он внимательно, оценивающе посмотрел на вошедшего ярко-голубыми глазами. Эстерхази тут же принялся вытирать пот, потом громко высморкался в платок. Наверняка в крошечной деревушке случай на болоте обсуждали не раз, и Эстерхази остался очень доволен тем, что хозяин явно не узнал гостя.
— Добрый вечер, — пророкотал хозяин густо и басовито.
— Добрый… — ответил Эстерхази, стараясь отдышаться.
Хозяин взглянул на раскрытую дверь — в просвет виднелось переднее колесо велосипеда.
— В отпуске?
— Ну да. Мне бы комнату, если есть свободная.
— Есть одна. Как вас величать, сэр?
— Эдмунд Дрейпер. — Эстерхази снова глубоко задышал, отер лицо платком.
Хозяин снял с полки большую конторскую книгу в кожаном переплете.
— Эк, парень, запыхался ты.
— От Фрейзербурга педали крутил.
Старик замер над полуоткрытой книгой.
— Фрейзербург? Да это ведь сорок миль! И большая часть — по горам…
— Я уже знаю. Собственными ногами выяснил. Второй день отпуска всего… кажется, я малость переусердствовал. Но у меня всегда так: гоню до упора.
Хозяин покачал головой:
— Ну что же, зато спать сегодня будешь отлично. А завтра уж не гони, расслабься.
— Думаю, по-другому и не получится. — Эстерхази замолчал, задышал глубоко и шумно. — Кстати, я видел паб по соседству. Наверно, там можно пообедать?
— Угу, и притом чудесно! И если ты не прочь запить чудесным чудесное, я бы посоветовал местное солодовое виски, «Глен»… — Хозяин умолк, видя гримасу боли на лице гостя. — В чем дело-то?
— Не знаю, — растерянно ответил Эстерхази, запинаясь. — В груди вдруг сдавило… боль такая…
Старик встревожился. Чуть не подбежал к гостю, взял под руку, провел в небольшую комнату, смежную с вестибюлем, усадил в кресло, изготовитель которого явно переборщил с набивкой.
— В руку стреляет… Боже, больно-то как… — проговорил Эстерхази сквозь стиснутые зубы, прижав правую руку к груди.
— Выпить чего-нибудь? — озабоченно спросил хозяин, склоняясь над гостем.
— Нет… врача, скорее…
Эстерхази обмяк и закрыл глаза.
Глава 12
Подъездная дорожка, ведущая к портику дома 891 по Риверсайд-драйв, теперь выглядела гораздо лучше. Когда Винсент д’Агоста впервые пришел сюда, двор был усыпан мусором, высаженные вдоль дорожки кусты
Вообще-то, Винсент д’Агоста не совсем понимал, зачем приехал сюда. Не раз он уговаривал себя не быть параноиком, не тревожиться по пустякам, будто старая баба. Но визит Кори Свенсон оставил глубокое — и неприятное — ощущение беды. Он и подтолкнул в конце концов поддаться порыву и навестить особняк Пендергаста.
Лейтенант постоял с минуту, переводя дух. Он доехал по первой линии до 137-й улицы, пешком добрался до реки — и этот короткий переход забрал все силы.
Черт, как же Винсент д’Агоста ненавидел свою немощь, ненавидел пулю, заставившую заменить клапан сердца на свиной. Медленное, мучительное выздоровление, слабость, бессилие. Одно хорошо: сбросил вес. Но это поначалу. Теперь жир снова накапливался, причем быстро, а тренировками его не сгонишь — как сейчас тренироваться?
Отдышавшись, д’Агоста подошел к дубовой парадной двери, взялся за бронзовый дверной молоток, грохнул хорошенько.
Тишина.
Он выждал минуту, другую. Наклонился к двери, прислушиваясь, но толстые стены и двери не пропускали звуков. Лейтенант грохнул снова. Возможно, особняк и вправду пустует, ведь Констанс Грин в психиатрической больнице. Нет, невозможно. Пендергаст держит прислугу и здесь, и в «Дакоте».
Тихо зашелестел ключ, поворачиваясь в хорошо смазанном замке, и массивная дверь открылась. Коридор за нею был погружен в сумрак, но д’Агоста узнал Проктора, работавшего у Пендергаста шофером и временами изображавшего дворецкого. Обычно бесстрастное и непроницаемое лицо Проктора выглядело теперь суровым, почти неприязненным.
— Мистер д’Агоста, сэр, не хотите ли зайти?
Лейтенант шагнул за дверь, и шофер сразу тщательно ее запер. Затем предложил:
— Не изволите ли подняться в библиотеку?
Лейтенант ожидал ощущения жути — и не удивился ему, идя по длинному коридору, где звук шагов возвращался эхом, в гостиную со сводчатым потолком бледного серо-голубого цвета. В тусклом свете виднелись ряды шкафов с дверцами узорного стекла, за которыми угадывались весьма любопытные предметы.
— Пендергаст дома? — осведомился полицейский.
Проктор замер, обернулся:
— Мне очень жаль, но его здесь нет.
— А где он?
Невозмутимое лицо шофера чуть дрогнуло.
— Сэр, он умер.
Комната поплыла перед глазами лейтенанта.
— Умер? Как??
— Отправился на охоту в Шотландию. С доктором Эстерхази.
— С Джадсоном Эстерхази? Своим зятем?
— Да. Они охотились на оленя. На болоте. Доктор нечаянно застрелил мистера Алоизия. Тот утонул в болоте.
Д’Агоста не поверил своим ушам. Может, ослышался?