Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна
Шрифт:
– Хватит! – прошипела Монца. – Лучше… ну, не знаю… силы побереги.
– Думаете, они нам помогут?
Она вздохнула:
– Не помешают.
Ничто им не поможет. Ничто.
– Чтоб я сдох… писать хочу.
– Так писай! – огрызнулась Монца. – Какая тебе разница?
Он что-то буркнул. Послышалось журчание. Она с удовольствием присоединилась бы, но мочевой пузырь свело от страха. Монца в очередной раз привстала на цыпочки. Болели ноги, руки, спина, даже дышать было больно.
– У вас есть план? – Голос Трясучки дрогнул, растаял в мертвящей тьме.
– Какой еще план, дурак? Они думают, что мы шпионы, работаем на врага. Уверены в этом! Попытаются заставить нас говорить и, поскольку мы не сможем сказать ничего такого, что им хочется слышать, попросту убьют!
Раздался звериный рык, снова загремели цепи.
– Зря дергаешься, не вырваться.
– А что я должен делать? – спросил Трясучка, судя по голосу, готовый расплакаться. – Висеть и ждать, пока нас не придут резать?
У Монцы самой непривычно сжалось горло. Глаза защипало. Способа спастись она не видела. Надежды нет… да и откуда ее взять человеку, закованному в цепи, голому, сидящему во тьме кромешной, глубоко под землей?..
– Не знаю, – прошептала она. – Не знаю.
Заскрежетал отпираемый замок, и Монца торопливо вскинула голову. По телу пробежал холодок. Дверь отворилась со скрипом, в глаза ударил слепящий свет. По каменным ступеням, шаркая ногами, спустилась темная человеческая фигура с факелом. Следом – еще одна.
– Ну, что мы тут поделываем?
Женский голос. Лангриер. Та самая, что их арестовала. Та самая, что столкнула Монцу с лестницы и отняла кольцо. А с ней – Пелло, усатый сержант. Оба в грязных кожаных передниках, в толстых рукавицах. Готовые к трудам палачей. Пелло принялся обходить подвал, зажигая факелы на стенах. В чем не было необходимости – они могли бы принести с собой фонари. Но при факелах, конечно, было страшнее. Как будто Монца и так уже не боялась дальше некуда. Свет озарил шершавые каменные стены, поросшие мхом, склизкие от сырости. Два стола, заваленные разнообразными железными инструментами. Далекого от изысканности вида.
В темноте, кажется, было лучше…
Лангриер разожгла жаровню, склонилась над ней, терпеливо раздувая угли. Круглое лицо ее при каждом выдохе озарялось оранжевым светом.
Пелло сморщил нос.
– Кто написал?
– Он, – сказала Лангриер. – Но какая разница?
Монца смотрела, как та засовывает в угли железные прутья, и горло у нее сжималось все сильнее. Бросила взгляд на Трясучку, он тоже глянул на нее. Молча, ибо сказать было нечего.
– Погоди, скоро они оба описаются.
– Хорошо вам говорить, не вы убираете.
– Убирала и похуже. – Лангриер посмотрела на Монцу скучающе. Без ненависти. Пустыми глазами. – Дай им попить, Пелло.
Тот поднес Монце кувшин. И хотелось бы плюнуть ему в лицо и обложить непристойной бранью, но она умирала от жажды. Да и не время было выказывать гордость. Поэтому Монца открыла рот, он приставил кувшин к ее губам, и она начала пить. Закашлялась, снова припала к горлышку. Вода потекла по подбородку, закапала на холодные каменные плиты под ногами.
Глядя, как она пытается отдышаться, Лангриер сказала:
– Видите, мы тоже люди. Но предупреждаю честно – это последняя доброта, которую мы оказываем, если вы не станете помогать.
– Война, парень. – Пелло подошел с кувшином к Трясучке. – Война, и вы на другой стороне. На милосердие у нас времени нет.
– Поведайте нам что-нибудь, – сказала Лангриер. – Хоть что-то, что я смогу передать своему полковнику, тогда мы оставим вас в покое, на время, и все будут гораздо счастливее.
Монца посмотрела ей в глаза, пытаясь принять самый убедительный вид.
– Мы не на стороне Орсо. Как раз наоборот. Приехали сюда…
– Но форма у вас – его, не так ли?
– Мы думали смешаться с его солдатами, если те возьмут город. А сюда приехали, чтобы убить Ганмарка.
– Генерала Орсо? – Пелло, подняв брови, взглянул на Лангриер.
Та пожала плечами:
– Может быть, и так. А может, они талинские шпионы. И убить собирались герцога. Что, по-твоему, вероятнее?
Пелло вздохнул:
– Мы не новички в этом деле. Правильным ответом девять раз из десяти оказывается тот, что напрашивается сам собой.
– Девять из десяти. – Лангриер развела руками, словно извиняясь. – Так что попробуйте рассказать что-нибудь поинтереснее.
– Я не знаю, черт возьми, ничего поинтереснее, – сквозь зубы прошипела Монца. – Это все, что…
Лангриер внезапно с размаху саданула кулаком ей по ребрам
– Правду! – Вторым ударила с другой стороны. – Правду! – Последовал удар в живот. – Правду! Правду! Правду! – выкрикивала она с каждым ударом, брызжа Монце в лицо слюной.
Под сырыми сводами подвала заметалось эхо, заглушая сдавленный хрип Монцы. Она не могла сделать ничего из того, чего отчаянно требовало тело, – ни рук опустить, ни согнуться, ни упасть, ни даже вздохнуть. Была беззащитна, как туша на крюке в мясницкой лавке. И, когда Лангриер устала выбивать из нее кишки, лишь немо содрогалась некоторое время в своих оковах, покуда напряжение отпускало сведенные мышцы. Наконец ее вырвало водой, после чего Монце удалось со стоном втянуть в грудь воздух. И ее вырвало снова. Спутавшиеся волосы упали на лицо, она повисла безвольно на цепях, подобно мокрой простыне на веревке, поскуливая при каждом вдохе, как побитая собака, не в силах остановиться… да и не желая.