Холодные сердца
Шрифт:
Пристав нервно кивнул. Ему было до омерзения стыдно: читать чужое – дурной тон. И так бы все доложили.
– Сердечно признателен. Теперь, когда вам понятны мои намерения, извольте кое-что сделать, чтобы поймать убийцу.
– Что вы хотите?
– Нельзя сказать, что хочу. Это важно для раскрытия дела. Необходимо, чтобы сегодня были поставлены две скрытные засады.
– Где же это? – спросил пристав.
– Одна в доме Жаркова.
– А другую где желаете?
– На пляже. И так, чтобы постовой
– На пляже, значит. Рассчитываете, что убийца вернется на место преступления?
– Вероятность высока, – ответил Ванзаров.
– Знаете это так точно? На сто процентов?
– На девяносто девять.
– Что же за проценты такие?
Ванзаров повертел палкой не хуже жонглера.
– Этой ночью на квартиру Жаркова кто-то приходил, – сказал он. – Было очень поздно, или слишком рано. Хозяйка на часы не глядела, подумала, что Иван вернулся.
– Может, так и было.
– Жарков ушел с саперной лопаткой и штыком. Зачем ему возвращаться?
– Вот уж не знаю. Позвольте, а откуда вы про лопатку узнали?
– Хозяйка заметила пропажу. Она досталась убийце как сувенир на память. Честный обмен: записку в карман жертвы, а с собой – вещь. Убедились, что приходил убийца?
– Не знаю. Не ясно все это. Каковы ваши аргументы?
– Пришедший вел себя очень тихо. Боялся разбудить хозяйку. Если бы вернулся Жарков, он бы не церемонился. Госпожа Лукьянова испытывает к нему глубокую материнскую слабость и простила бы ночную побудку. Тем более спит плохо.
– Допустим. И что с того?
– Он – это не значит, что был мужчина, просто форма речи – что-то искал. И не нашел. Это что-то для него крайне важно. Есть два шанса: или вернется на пляж, или в дом Жаркова. Логично?
Пришлось кое-что взвесить. На одну чашу весов легла дружеская просьба предводителя. На другую – прихоть этого выскочки. Было бы что взвешивать! Нет уж, пусть помучается.
– Все наличные силы будут задействованы в ночном патрулировании, – ответил пристав. – У меня нет лишних людей.
– Давайте пополам: готов взять на себя дом Жаркова, а ваши люди – пляж. Там в одиночку не обойтись: большое пространство, много подходов.
– Вы не можете отдавать мне приказания.
Ванзаров улыбнулся и протянул палку.
– Тогда хоть это сохраните. Важная улика. И, прошу вас, предупредите постовых на пляже, чтобы ухо востро держали. Может случиться всякое.
– Ваши замечания приму к сведению. Окончательно решили остаться?
– Вам хочется, чтобы меня здесь не было? Или у Фёкла Антоновича созрело такое желание?
– Мне-то что, гостите…
– Благодарю. Заодно испытаю с вашей помощью чувства женщины на прочность. Они это редко выдерживают. Но опыт интересный. Позвольте вопрос?
– Как хотите… – ответил пристав.
– Сергей Николаевич, вы, случайно, ничего не
Пристав раскрыл конторскую книгу и стал внимательно ее изучать.
– Я жду ответа, – напомнил Ванзаров.
– Нет, ничего такого, – сказал Недельский и совершенно углубился в чтение, пока чиновник из Петербурга не закрыл за собой дверь.
Ванзарова встретили как драгоценного гостя. Ему заявили, что в этот раз не отпустят, пока не угостят, как раз обед подоспел. В доме пахло дивно. Куриный супчик, жаркое, что-то из домашних солений и даже свежий хлеб с румяной корочкой поджидали совсем другого, уставшего и голодного мужчину. А он все не приходил. Лукьянова раскраснелась, приглаженные волосы влажно блестели, на фартуке свежие пятна. Никаких следов горя или волнений.
– Прошу за стол, Родион, – сказала она, легко переходя на «ты». – Ивана где-то носит, так мы ждать его не будем. Еще чего! Достанется остывшее, так поделом. Будет знать, как загуливать.
Ванзаров присел на край стула так, чтоб не замечать соблазнительно накрытый стол.
– Госпожа Лукьянова, вы из дому сегодня не выходили?
– Ой, как ты говоришь смешно! Ладно уж тебе, знакомы, чай. Можно Марья Сергеевна или тётка Марья, как угодно.
– Марья Сергеевна.
– Так-то лучше. Нет, Родя, некогда мне, весь день у плиты верчусь. Даже на рынок не пошла.
– После меня к вам кто-нибудь приходил?
– Что ты! Целое паломничество. Сначала краса наша Катерина Ивановна заявилась, потом дружок его вонючка забегал, ох, не люблю его. Потом Стася заглянул.
– Что же они хотели?
– Да и сказать-то нечего, Родя. Вроде чего-то спросить хотят, глаза прячут и убегают. Уж на что Катерина Ивановна за словом в карман не полезет, да и она мямлила не пойми что. Странные какие-то. Иван куда-то запропастился. Уж не случилось ли чего?
– Больше никто не приходил?
– Матвей Ингамов зашел… Я ведь так опозорилась: взяла и в обморок грохнулась.
– Как в обморок?
– Угорела, наверно. Только вошел, мне как в затылок что-то стукнет, очнулась на кровати. Спасибо Матвею, на руках перенес и воды дал. Ничего, быстро полегчало.
– Затылок еще болит? – спросил Ванзаров.
– До свадьбы заживет… Где Ивана носит?
– А что хотел господин Ингамов? О чем-то спрашивал?
Лукьянова засмотрелась в пол, стараясь вспомнить.
– Вроде бы Ивана хотел… Все это проклятый обморок в голове спутал. Такой стыд. Надо же: гость в доме, а я возьми и хлопнись. Впервой со мной такое приключилось. Старость, наверное…
– Сомневаюсь.
Неосторожное слово Лукьянова приняла за комплимент. Она заулыбалась и оправила фартук, не хуже смущенной барышни.