Холодные сердца
Шрифт:
Аркаша еще не совсем отошел от вчерашнего, а ему предложили новое приключение. Большего счастья для репортера и придумать нельзя. Он бурно благодарил и обещал выполнить все в точности. Уж на него-то можно положиться. Оставалось надеяться, что он выполнит все в точности и привезет Николя, который к вечеру дойдет до нужной кондиции, в целости и сохранности.
Аполлону Григорьевичу было проще. Он заявился в дом к Старикову, который жил в самом конце захолустной Третьей Поперечной улицы, и заявил, что он, как человек чести, готов предложить гордому юноше свои услуги, даже не спросив причин его поступка. Федор был так сражен появлением у себя дома роскошного господина, что расплакался от избытка чувств. Он усадил гостя и стал долго рассказывать горькую историю безнадежной любви: как он и подойти не смел, а тут явился какой-то столичный самозванец и нагло целовался с его прелестью. Лебедев слушал, возмущался и поддакивал, но в душе гордился успехами своего ученика. Он поддержал желание юного Старикова решить все одной пулей и сказал, что делать ничего не придется. Друзья все подготовят. Нужно только дождаться вечера и приехать в назначенное место. Стариков был тронут бесконечно такой заботой, в сущности, постороннего человека, но решил, что само Провидение на его стороне, раз послало ему настоящего знатока вопросов чести. Он побежал ставить самовар, а Аполлон Григорьевич решил, что заслуживает сигарку.
У Ванзарова заботы не кончались. Он проследил, чтобы пристава отвезли в лазарет, иначе Недельский так и лежал бы, свернувшись калачиком на диване. Правда, веселые чиновники куда-то подевались. Отправив санитарную карету, Ванзаров вызвал старшего городового Макарова и объяснил задачу на вечер. Во-первых, обеспечить скрытное оцепление на мысу, вокруг дубовой рощи. Место хоть и пустынное, особенно в поздний час, но гуляющие парочки могут забрести, а это ни к чему. Ванзаров особо просил, чтобы городовые прятались надежно, хоть в землю зарывались. Всех посторонних отгонять, кроме одной-единственной двуколки. Макаров обещал, что его ребята не подведут.
Время пролетело незаметно. Пробило одиннадцать часов. За окнами по-ночному побелело. Ванзаров ушел в свою комнату и шумел как можно больше, даже умылся из рукомойника во дворе, чтобы любой наблюдатель был уверен: он ложится спать. Наконец повесил пиджак и брюки на стул, чтобы сразу были заметны, и потушил лампу. Он поскрипел железной кроватью и затих. Полежав, сколько хватило терпения, тихонько сполз, натянул шинель городового, чтобы не сверкать светлыми штанами, и пробрался в приемную часть участка. Здесь открыл окно, что выходило к дровяному сараю, выпрыгнул с завидной легкостью и пригнулся к земле. Послушав, что творится вокруг, не заметив подозрительных шорохов, он пробрался на улицу, что подходила к участку с тыла, и, сделав небольшой крюк, побежал к дубовой роще.
Он успел первым, даже проверил ближайшие посты и похвалил городовых за отличную маскировку. Потом он вернулся на песчаный берег, где все должно случиться.
Первым подъехал Лебедев с зачинщиком дуэли. Стариков был тих и, кажется, жалел о своем поступке. Аполлон Григорьевич подбадривал нового друга, но тот лишь вяло улыбался. Впрочем, Николя тоже не горел желанием смыть позор кровью. Он прибыл под присмотром Аркаши, сосредоточенный, застегнутый наглухо.
Ванзаров предоставил Лебедеву распоряжаться, сам же отошел в сторону, посматривая вокруг. Аполлон Григорьевич вошел во вкус. Засунув верный чемоданчик в ближайшее дупло, он призвал участников дуэли, предложив примирение. Николя ждал, что скажет Стариков. Упитанный юнец спросил взглядом совета. На что ему знаком бровей было указано: позорно трусить. Примирение не состоялось. Лебедев представил оружие, извинившись, что настоящих дуэльных пистолетов достать не удалось, но из этих очень даже неплохо разнести голову. Таким нехитрым способом подняв настроение дуэлянтам, он зарядил в каждый барабан по патрону и предложил выбирать. Николя, не глядя, взял первым. Оставшийся револьвер Лебедев протянул своему подопечному.
– Оглашаю правила, – заявил он. – Стреляться с двадцати шагов. Жребий не бросаем. Первой стреляет вызывающая сторона, то есть мы. Предоставляется один выстрел. В случае ранения рану обрабатываем и везем в лазарет. Если ранение смертельное, труп выбрасываем в залив. После чего до конца своих дней храним все в тайне. Все согласны?
Стариков безвольно мотнул головой, что можно было понимать как угодно. Николя строго ответил: «Согласен».
– Тогда, господа, прошу на позицию. Вон там, на песочке.
Оскорбленный и зачинщик поплелись к берегу. Аркаша шел с Николя, подбадривая его. И Лебедев не оставил Федора в одиночестве. Что было кстати. Господа дуэлянты уже плохо соображали, и их пришлось расставлять, как шахматные фигуры.
– Ну, Федя, удачи! – сказал Лебедев.
– Аполлон Григорьевич, как из этого стрелять? – шепотом спросил Федор.
– Очень просто, ударник взвел… вот это ударник, и жми на курок… да не здесь, вот курок… Да погоди, в себя не пальни раньше времени… Руку прямо держи, целься в корпус, тогда больше шансов попасть… Ой, ладно, будь что будет…
Лебедев отошел, оставив Федора с безнадежно выставленной рукой. Ствол у него плясал весело и бойко. Николя держался, но выглядел не лучше.
– Готовсь! – крикнул Лебедев. – Федя, это значит: взведи курок… Не так же… Вот молодец… Жди, пока стрелять нельзя…
Револьвер Гривцова ходил ходуном в его трясущейся руке.
– Господа, начинаю отсчет! Три… Два… Федор, руку не опускай… Один… Пли!
Ничего не произошло. Дуэлянты стояли друг против друга, выставив оружие. Нельзя сказать, что они целились. Прицелиться в таком состоянии даже в слона невозможно. Ночь хоть белая, но силуэты видны еле-еле.
– Стреляйте уже! – крикнул Лебедев.
Стариков со всей силы нажал на курок, отчего дуло подскочило и выплюнуло огонек с дымом. Выстрел на открытом берегу вышел таким тихим, что Николя даже не понял, что в него уже стреляли. Теперь его черед. Он все еще целился вслепую.
– Гривцов, огонь!
Николя послушно нажал на курок. Револьвер дернуло, сверкнуло, и все затихло.
Стариков медленно, как показалось всем, осел и шлепнулся лицом в песок, не выпустив оружие.
– Вы что наделали! – закричал Ванзаров на бегу, путаясь в полах шинели.
Лебедев успел первым. Перевернул, похлопал по щекам, потребовал саквояж. Аркаша, пораженный больше всех, бросился вытаскивать его из дупла. Принес в трясущихся руках. Аполлон Григорьевич смочил вату, сунул под нос. Федор фыркнул, охнул и открыл глаза.
– Где я? – тихо спросил он.
– В аду, герой! – сказал Лебедев. – Сейчас мы тебя в огненный котел засунем, где у нас варятся глупые мальчишки-дуэлянты.
Из верного саквояжа появилась прозрачная жидкость, пахнувшая совсем не так мерзко, как нашатырь. Лебедев приказал выпить залпом. Проглотив, Федор закашлялся до слез.
– Зря волновались, – тихо сказал Аполлон Григорьевич Ванзарову. – Патроны-то холостые, я лично проверил, чтобы пули не было. Один испуг, да и только. Кстати, а где наш герой?
Гривцова не было видно. Пришел черед его приводить в чувство. Когда Николя достаточно очухался, чтобы идти к пролетке, Ванзаров подозвал его к себе.
– Ваше задание закончено, – сказал он.
– Но почему? Я же…
– Никаких возражений. Она вас раскусила. С Катериной Ивановной вам делать больше нечего.