Холодный как мрамор

Аарсен Зои

Вайолет спокойно сказала Генри:

– Соболезную твоей утрате. У меня не было возможности сказать тебе об этом на поминках по Оливии, но она была замечательным человеком. Была очень дружелюбна ко мне, когда я только переехала в Уиллоу.

Зеленые глаза Генри потускнели, когда он услышал слова Вайолет. Очевидно, она не догадывалась, что Генри знал о ее виновности в смерти Оливии и был также полон решимости добиться справедливости, как и я стремилась не допустить, чтобы Вайолет убила больше людей. У нее действительно хватило наглости сделать такой жест прямо передо мной – а ведь осенью она практически призналась мне в том, что сделала. Я надеялась, что у Генри

хватит ума не сцепиться с ней, но, увидев, как он нахмурил брови, обдумывая ответ, прошла мимо Вайолет и схватила его за руку, чтобы проводить к кассе.

– Это очень мило с твоей стороны, Вайолет, – сказала я, изо всех сил стараясь быть искренней.

Я повела за собой Генри.

– Идем.

Он со злостью посмотрел на Вайолет через плечо, следуя за мной по проходу, пока не поднял подушки для ног, которые, как он видел, я держала в руках у полки.

– Ты их хотела купить? – спросил он меня, вспомнив, что в первую очередь мы пришли в магазин за подарком для моей мамы.

Я кивнула в ответ, повернувшись спиной к Вайолет, когда она спросила:

– Как Миша?

В ее голосе не было горечи, намекающей, что к тому времени Миша должна была быть мертва, – но я знала, что она спрашивает именно поэтому. Вайолет вела себя так же вежливо и мило, как и в начале учебного года, будто и вправду беспокоилась о благополучии Миши.

– Она прекрасно себя чувствует, – бодро ответила я, скрывая, что Миша, вероятно, зажигала семидневную свечу и даже не позволяла себе пить воду, боясь подавиться.

Мы встали в очередь, и когда кассир дал мне сдачу с двадцатидолларовой купюры, я заметила Вайолет, подходящую к кассовой зоне вместе с отцом.

Голоса в моей голове пробудились, но я дала им команду остановиться Мне удалось заглушить их до тихого ропота, пока я благодарила кассира. «Глаза, глаза», – казалось, твердили голоса. Я знала, что все, что они пытались передать, должно было быть важным, но просто не хотела слышать их в тот момент. И все же я невольно оглянулась через плечо, чтобы еще раз увидеть мистера Симмонса.

Они с матерью Вайолет присутствовали осенью на всех моих судебных слушаниях, и я тогда еще отметила невероятную харизму мистера Симмонса и необычайную красоту его жены. Никто из них не выглядел, как остальные родители в городе. Мать Миши занималась пилатесом и делала инъекции ботокса в лоб. У матери Кэндис всегда был безупречный загар, и она носила джинсы скинни.

А родители Вайолет походили на голливудских звезд. У ее отца были широкие плечи, квадратная челюсть и немного поседевшие волоски на висках, придававшие ему утонченность, мистер Симмонс был достаточно стройным, чтобы предположить, что он мог бы участвовать в триатлоне, если бы захотел. В темно-сером пальто из шерсти и кашемира с кожаными перчатками для вождения, которые он держал в одной руке, мистер Симмонс походил больше на иностранного премьер-министра, чем на отца семейства из пригорода в Висконсине, занимавшего очередь в аптеке, чтобы купить рулон упаковочной бумаги и жидкость для полоскания рта. На долю секунды мистер Симмонс встретился со мной глазами – и узнал меня, как же иначе? Но если мистер Симмонс и рассердился, увидев меня в «Хеннесси», то это не было заметно по выражению его лица.

– Пойдем, – сказал Генри, потянув меня к выходу.

У Симмонсов был запретительный судебный приказ против меня, а я определенно стояла меньше чем в тридцати метрах от Вайолет.

– Тихо и незаметно. Давай просто уйдем.

Когда мы вернулись

в машину на парковке, было странно снова садиться на заднее сиденье машины с Треем и оставлять Генри одного спереди – будто он был нашим водителем, – так что я села вперед.

– Видели, кто вошел туда? – спросил Трей.

– Ага, принцесса смерти и ее отец. – буркнул Генри, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Жаль, у меня телефона с собой не было, чтобы предупредить вас, ребята, – сказал Трей. – Я немного беспокоился, не обернется ли дело скверно.

Когда мы выезжали с парковки, мистер Симмонс и Вайолет вышли из магазина. Я наблюдала в боковое зеркало, как они шли по парковке, пока Генри двигался к Стейт-стрит, и задавалась вопросом: как Вайолет спит по ночам, зная, что сделала и продолжает делать с невинными людьми. В тот день, когда Трей, Миша и я обвинили ее в смерти Оливии и Кэндис, она казалась крайне возмущенной этим и настаивала, что смерти произошли не по ее вине. Теперь же Вайолет, казалось, совсем не обращала внимания на трагедии, практически провоцируя меня поправлять ее в извинениях перед Генри. Что изменилось? Убедила ли себя Вайолет в собственной невиновности? Неужели она думала, что я забыла, как она призналась в своей причастности к гибели подруг?

Я вспомнила об ее обкусанных ногтях и подумала, не было ли новое вежливое поведение Вайолет прикрытием. Может быть, она изображала хорошую мину, пытаясь убедить себя, что достаточно сильна, чтобы делать требуемое духами – хотя, возможно, боялась их, как и мы. Мне стало интересно, подходил ли кто-нибудь в Лейк-Форест так близко к разгадке, как мы. Эта мысль вновь заставила меня задуматься, кто же прислал лунный календарь Ричмондам. Вайолет не так хорошо прятала следы, как она думала, – и, возможно, не была бессердечной злодейкой, как того требовала ситуация.

– Вы только послушайте, – обратилась я к Трею и Генри. – Я подслушала телефонный разговор Вайолет с Трейси. Думаю, ее родители собираются в Чикаго на Новый год, поэтому Вайолет планирует устроить грандиозную вечеринку в своем доме.

– Прекрасная возможность предсказать больше смертей, – проворчал Трей.

– Да, но затем она сказала что-то про Стефани де Мило. Вы ведь знаете, что она пропала, да? – спросила я, когда Генри затормозил. Две полицейские машины мчались по перекрестку Стейт-стрит и Висконсин-авеню, подрезав нас. Сирена гудела, и мигали огни. В этот момент у меня снова начало раздражающе покалывать кожу головы. Почему не покалывало в «Хеннесси», почему голоса не предупредили меня о приближении Вайолет? Кирстен не объяснила мне причины этих покалываний. Полицейские машины направились в сторону фермы де Мило – внезапно все встало на свои места.

Все.

– Стефани де Мило? – спросил Трей с заднего сиденья. Его голос казался мне отдаленным, пока я следила за полицейскими машинами. Да, Стефани и Вайолет были подругами. Совершенно логично: Вайолет знала, что Миша еще не умерла, потому что в этом месяце Вайолет избрала другую жертву – раз уж Миша была следующей, по словам Дженни, и технически всегда будет следующей в очереди на смерть, пока проклятье продолжает обходить ее каждый месяц.

Вайолет, разговаривая по телефону с Трейси, не казалась обеспокоенной тем, что Стефани пропала. Честно говоря, я забыла, как выглядит Стефани, так как особо и не знала ее. Но для нашего городка пропажа ребенка более чем на день была, несомненно, странной. Теперь же, когда полиция была на пути к владениям семьи Стефани и кожу моей головы покрыли мурашки, у меня появилось подозрение, что Стефани не пропала.