Холостяк
Шрифт:
– Так вы женаты, Никита? Что же вы скрыли от нас этот факт?
Парень упрямо замотал головой и сказал:
– Я не женат, Ксения. Поверьте мне на слово.
– Вы обманываете меня. Я же не дурочка, я слышала, как вы говорили по телефону с какой-то женщиной…
– Ах, по телефону… с женщиной… да говорил! Не отрицаю, но это моя старшая сестра.
– Правда?! – тут же обрадовалась Ксения и ближе прижалась к партнеру. – Тогда это совсем другое дело.
Никита вздохнул с облегчением, они продолжили танцевать. Многие дамы с завистью поглядывали в их сторону. А библиотекарша Настенька томно вздыхала, мечтая также оказаться в объятиях
В общем, все было не плохо. Но вдруг произошло событие, которое круто изменило жизнь Никиты да и всего коллектива в целом. Из музея исчезла скульптура Родена «Мыслитель». Это была копия из белого гипса, изготовленная местным скульптором. Надо сказать, очень удачная копия. И все почему-то сразу заподозрили в пропаже скульптуры Никиту, потому что он был новичком в коллективе. Ореол прекрасного светлого героя был разрушен, Никита предстал перед коллективом в дурном свете. Пуще всего негодовал руководитель отдела по работе с общественностью Петр Степанович Зайцев. Зайцев был весьма заурядной внешности, не высокий, полноватый, лысеющий мужчина, но норов имел еще тот, похлеще, чем у дикого мустанга. Коллектив с трудом переносил стервозный характер Зайцева, но все предпочитали с ним не связываться, зная его отвратительную привычку строчить на всех жалобы в вышестоящие инстанции. Его даже побаивался сам директор музея Кулебякин Виктор Евграфович. Зайцев бил копытом и испепелял ненавидящим взором Никиту, обвиняя того в пропаже скульптуры. В музей даже приходил следователь, завел дело о пропаже скульптуры, но никаких улик против Никиты не нашел.
Все бы ничего, но на следующий день директору пришла телефонограмма из мэрии. В ней сообщалось, «что завтра в 10 часов утра музей посетит зарубежная делегация. Сама госпожа мэр Краснова Анна Антоновна будет сопровождать иностранных гостей. Будут и другие высокопоставленные лица города. Надо будет сделать обзорную экскурсию по музею, все экспонаты должны быть на месте. Просьба не ударить в грязь лицом перед зарубежными гостями.» От услышанной новости Кулебякин понял, что теряет сознание. Он тут же вызвал к себе в кабинет своего заместителя Спесивцева Константина Яковлевича, который не очень отличался прилежностью в работе, но зато был очень изобретательным. Они закрылись в кабинете и совещались добрых полчаса, соображая, как скрыть пропажу из музея известной скульптуры.
– Что делать, Костя? Мы пропали! – Кулебякин с отчаянием посмотрел на зама.
– Дело в том, что пропажу такой известной скульптуры сразу заметят.
– Да, - согласился Спесивцев, - ситуация, прямо скажем, не из простых.
– Еще бы! Ты знаешь, чем это грозит! Увольнением, а, может, и того еще похуже…
– Может быть, пропажи никто не заметит? – предположил Спесивцев.
– Как это не заметят?! Эта скульптура значится в музейном каталоге.
– Может быть, скажем, что она на реставрации.
– Не знаю… Но надо что-то делать. В телефонограмме четко сказано, не ударить в грязь лицом перед зарубежными гостями.
– Ну, тогда надо заменить скульптуру…
– Как это?! –
– Загримировать кого-то из сотрудников и пусть постоит в зале вместо скульптуры.
– Кто ж на это согласится?! – искренне изумился Кулебякин.
– Надо поставить в зал Никиту, пусть отдувается, раз он украл скульптуру.
– Во-первых, это еще не доказано…
– Зайцев просто убежден, что скульптуру похитил Никита. Коллектив придерживается такой же точки зрения.
– Да-да, я знаю. Скульптура пропала во время выставки в соседнем селе. Выставку организовывал Никита. Когда водитель вернулся с выставки в музей, экспоната в машине уже не было.
– Вот-вот, - подытожил Спесивцев. – Зайцев встречал машину в тот день, он первый и обнаружил пропажу экспоната.
– Да знаю я все это! – вспылил Кулебякин. – Что ты мне талдычишь про одно и то же. А как узнают, что человек перед ними, а не скульптура, что тогда делать будем? А-а?! Ведь ты пойми, Костя, к нам пожалуют важные люди, сама госпожа мэр и зарубежная делегация. А ну как провалимся, это ж конфуз, выйдет скандал на всю округу. Я бы даже сказал политический скандал.
– Надо сделать в зале соответствующее освещение, - не унимался зам. Верхнее освещение убрать, а оставить подсветку, чтобы в зале царил этакий легкий полумрак, никто ничего и не заметит.
– Ты думаешь… а что это мысль!
– Вот-вот! Тогда никто не догадается, что перед ними загримированный человек, а не скульптура.
– А ну как спросят, почему в зале полумрак? – вновь озадачился директор.
– Сейчас мода такая, чтобы в музейных залах и на выставках варьировался свет от яркого освещения и цветной подсветки до полумрака. Сейчас повсюду царит сплошной авангард и перфоманс вместе взятые. Искусство и музейное дело не стоят на месте…
– Да знаю я все это! – перебил зама Кулебякин. – Сейчас речь не о том. Говоришь, можно поставить загримированного человека и никто не заметит пропажи скульптуры?
– Вот именно! Другого выхода у нас все равно нет. Говорю же, надо Никиту заставить поработать «Мыслителем».
– А чего, фигура у него подходящая. Вымазать его, наглеца, белой глиной, загримировать, надеть белый парик…
Директор тут же вызвал к себе в кабинет секретаршу и приказал ей срочно найти Никиту. Как только Никита услышал, что от него хотят, он тут же заарканился и запротестовал, что есть мочи, наотрез отказываясь изображать из себя скульптуру Родена.
– Не буду я никого изображать из себя! – орал Никита на директора, в порыве гнева забыв об субординации. – К тому же, ерунда все это, меня сразу же узнают!
– В зале будет полумрак, тебя никто не узнает! – увещевал несговорчивого сотрудника Кулебякин.
– Нет! Я решительно отказываюсь участвовать в этой авантюре! – сказал Никита и решительно направился к выходу.
– Значит, я тебя уволю по статье! И еще заведу на тебя уголовное дело! – орал директор на подчиненного, будучи не в себе.
Никита нехотя повернулся: - А, что, уголовное дело еще не завели?
– Нет! Я не хотел выносить сор из избы. Хотел договориться с нашим скульптором Драгункиным, чтобы он сделал новую копию «Мыслителя» Родена.
– Ну, ладно, - нехотя согласился Никита. – Но только в первый и в последний раз я поработаю скульптурой. И знайте, я «Мыслителя» не крал!
– Никто и не говорит, что именно ты его украл, - вставил свои «пять копеек» Спесивцев. – Но скульптура-то пропала по твоей вине.