Холостяк
Шрифт:
Никита взвыл, как от зубной боли: «Вижу, говорить с вами бесполезно.» Он ушел, громко хлопнув дверью.
Всю ночь директор музея не сомкнул глаз. Он ворочался в постели с боку на бок как юла, тяжело вздыхая, мешая спать своей супруге Галине Авдеевне.
– Чего не спишь? – спросила наконец Галина Авдеевна, больно стукнув мужа в бок.
Виктор Евграфович, не таясь, рассказал, как на духу, все своей жене, какая напасть приключилась с ним. И какой завтра у него важный день в музее намечается с посещением зарубежной делегации и руководства города.
– Подишь ты, - изумилась жена, - сама госпожа мэр будет собственной персоной. Наверное, наденет
– Галина, прекрати! – прикрикнул на жену Кулебякин. – У меня такая беда приключилась, такой конфуз, а ты все о тряпках глаголешь.
– Да, ладно тебе, Виктор, ну пропала скульптура. Делов-то!
– Ничего ты не понимаешь! – сказал обиженно Кулебякин и отвернулся к стене, продолжая тихо ворчать, но так, чтобы жена слышала: - О, горе мне, горе! Такой позор на старости лет приключился. А ну как раскроется наш спектакль с заменой скульптуры. Разразится скандал. Да еще если эта информация просочится в прессу. А мне, ведь, два года до пенсии осталось…
– Знаю, Витя, знаю… А может, оно как-то обойдется? – предположила Галина Авдеевна.
– Может и обойдется… Это Спесивцев виноват, что предложил мне эту безумную идею, а я дурень согласился.
– Спи, Витя, спи, утро вечера мудренее…
Ночью Кулебякину снились кошмары. Ему снилось, что в музее вдруг ожили все статуи, они угрожающе протягивали к нему руки и жутко смеялись, спрашивая при этом: «Куда он дел статую Родена?» Кулебякин проснулся в холодном поту и пошел на кухню курить.
Не спал в эту ночь и Никита. Его также мучили кошмары и пугали дурные предчувствия, он боялся провала и разоблачения. Ему снилось, что он вновь стал безработным и бегает, сломя голову, по всему городу в поисках работы, но всюду слышит отказ. Но еще больше нашего героя пугала мысль, что его узнают, снимут на телефон и выложат видео на ютубе. Нет! Такой славы Никита точно не хотел. От ужаса он вскакивал с постели в холодном поту и босиком плелся на кухню, чтобы выпить стакан холодной воды, немного успокоившись, он понуро вовзращался в свою холодную постель, пытаясь заснуть и выкинуть из головы страшные мысли. Хуже всего, что Никита переживал свое горе в одиночку, накануне он расстался со своей девушкой Татьяной, она поссорилась с ним, узнав, что он встречается с Ксюшей из музея. Такого предательства она ему простить не могла.
С утра в музее было необычно шумно, все сотрудники явились в этот день, на удивление, очень рано и слонялись без дела по длинным коридорам, бурно обсуждая приход зарубежных гостей, музей был похож на разбуженный улей. Перешептываясь, все с надеждой поглядывали на Никиту. Он, как на грех, в этот день опоздал. Идя по коридору к своему кабинету, Никита спиной чувствовал взгляды сослуживцев. От такого пристального внимания он весь как-то съежился, обстановка накалялась с каждой минутой, Никита решил бежать, не дойдя до своего кабинета, он резко развернулся и направился к двери, но тут ему дорогу перегородил Зайцев и грозно уставился на него. На подмогу Зайцеву подтягивались и другие сотрудники коллектива, Никита понял, что против коллектива не попрешь и поплелся обратно.
Никита был уже в парике, загримирован и вымазан с ног до головы белой глиной, и все почти вздохнули с облегчением, взирая на его поразительное сходство с скульптурой Родена, но тут произошел конфуз, которого никто не предвидел.
– Я не буду позировать перед зарубежными гостями голышом, как Адам, даже без фигового листка! Нет!!! Лучше увольнение! Лучше под суд!
Кулебякин схватился за сердце. Спесивцев кинулся к директору, чтобы подать ему стакан воды, в это момент Никита намеревался сбежать из кабинета. Завидев его маневр, Спесивцев заорал безумным голосом: «Держи его-о-о!!!» Все сотрудники музея услышали этот предсмертный вопль и кинулись в коридор из своих кабинетов, чтобы преградить Никите дорогу к отступлению. Зайцев угрожающе смотрел на Никиту, вооружившись зонтом. Подтянулись уже и остальные сослуживцы, тоже вооружившись подручными средствами. Заведующая отделом природоведения бежала с другого конца коридора с граблями наперевес, с другой стороны приближалась бухгалтерша Елизавета Степановна с веником в руках. Тетя Валя, уборщица, угрожала беглецу шваброй. Ксюша умоляюще смотрела на Никиту своими прекрасными голубыми глазами, моля пощадить ее и спасти коллектив. Все сослуживцы, которые были ему пару дней назад, как братья и сестры, вдруг стали врагами, превратившись из милейших людей в свирепую стаю шакалов, которые готовы были накинуться на бегущего Никиту только, чтобы спасти свои рабочие места и оклады, к слову сказать, неплохие оклады. Только слесарь дядя Петя сочувствовал Никите, но что он мог сделать один против всех.
Никита попятился назад, пока не уткнулся спиной в дверь своего кабинета. Все ополчились против него, он готов был умереть на месте, но хуже всего, что отсюда не было выхода. Загнанный в угол, Никита соображал молниеносно. Он вспомнил, что в конце корида есть кладовка, где хранился рабочий инвентарь. Делая обходной маневр и проявляя необычайную сноровку, Никита прорвал оцепление и кинулся в ту сторону, заскочив в кладовку, он запер дверь изнутри. Дальше переговоры велись через закрытую дверь. Директор умолял Никиту сжалиться над ним и коллективом. Коллектив не молчал, сослуживцы на разные голоса взывали к совести Никиты, пытаясь образумить того. Спесивцев приник к двери и грозным шепотом выкрикивал в замочную скважину:
– Никита, одумайся! Вернись в зал! С минуты на минуту сюда пожалует иностранная делегация, что гости подумают о нашем городе? Нет главного экспоната, заявленного в музейном каталоге. Скоро начнется обзорная экскурсия, как мы объясним отсутствие известной скульптуры?
– Это не мое дело! – зло отрезал Никита из-за двери, осмелевший в своем укрытии.
– Ведь это же по твоей вине пропала статуя! – не унимался Спесивцев.
– Да не крал я вашу скульптуру! Не крал, сколько можно повторять!
– Все равно не хорошо получается. Надо спасать честь коллектива, - подытожила кассир, грузная женщина, Виолетта Петровна.
– Крал не крал, сейчас это не важно, - заключил дядя Петя, - но спасать ситуацию, Никитушка, надо. Хошь сто грамм налью для храбрости, сынок.
Эти теплые слова вечно выпившего слесаря дяди Пети отчего-то тронули сердце Никиты больше всех угроз, которые он услышал сегодня, и Никита миролюбиво пробурчал из-за двери:
– От ста грамм не откажусь…
– Ну, вот и ладненько, - потер руки дядя Петя. – Говорю же, он нормальный человек, а то ополчились на него все, вот у парня нервы и сдали.