HOMO CARCERE. Человек в тюрьме

Патлис Виталий

Или ещё. На хоккейной тренировке от случайного попадания шайбы в голову скончался подросток. Тренер спортивной школы арестован. После вскрытия тела погибшего выясняется, что у парня была врождённая аневризма, и даже небольшого удара достаточно для летального исхода. Три разных независимых экспертизы указывают на данный факт. Но следствие «заказывает» ещё одну, четвёртую, которая никакой аневризмы почему-то не находит. И тренер отправляется в места не столь отдалённые.

Что сделали эти люди следователям и судьям? Какие счёты с ними сводит наше правосудие? Ради какой благой цели?

Ответ один – система не может ошибаться. Решение должно быть подогнано под условие, если даже к этому нет поначалу никаких предпосылок.

Но, пожалуй, самый максимальный по гнусности метод заключается в прямой фальсификации улик и в сфабрикованности

обвинительного заключения. Обычно так происходит с теми, кто не побоялся когда-то перейти дорогу власть имущим. Схема на удивление проста и действенна. Твой «знакомый» очень просит помочь, бросить пару «косарей» ему на карту. Ты можешь не распознать подвох, ну мало ли жизненных ситуаций случается. Ты не жмот, да и сумма смешная. Как только тебе приходит уведомление об успешности перевода, ты становишься обвиняемым по 205 статье – терроризм. Потому что счёт, на который упали твои деньги, числится за экстремистской организацией, запрещённой в РФ. А ты их только что проспонсировал. Теперь ты – пособник террористов. До 20 лет строгача. Правда есть вариант. Если ты «продашь» свою квартиру кое-кому за бесценок, то статью могут и переквалифицировать, если и вообще не прекратить дело. Откажешься – идёшь фигурантом «по полной». Согласишься – лишишься квартиры и… всё равно угодишь под статью; верить «хорошим» людям в такой ситуации ни в коем случае нельзя.

Что меня очень удивило в тюрьме – здесь практически не ругаются матом. Кроме неизбежных неопределённых артиклей вида «бля» и «нах» даже маргинальные элементы почти не употребляют обсценную лексику. Мои же дискуссии о смысле жизни и позиционировании человека в обществе с близкими по духу людьми (коих я встретил за решёткой в большом количестве) и вовсе могли бы напомнить литературные посиделки где-нибудь в библиотечном зале. Если бы не решётка на решках. М-да, если бы…

В тюрьме свои правила, свой сленг, свои отношения – но всё это без базарного, бытового мата. Как ни странно.

Один из самых животрепещущих вопросов в заключении, конечно же, питание. В каждом отдельном заведении пенитенциарной системы РФ оно имеет свои особенности. Однако есть и общее – в основном такое питание и едой-то нормальной назвать нельзя. Видимо потому, что с точки зрения той самой системы предназначено питание не гражданам, а отбросам общества. А отбросам какая положена еда – совершенно очевидно – те же самые отбросы. С редкими, очень редкими исключениями.

Например, в СИЗО Капотни нам давали вполне свежий, даже вкусный хлеб. В Бутырке чёрный хлеб есть было совершенно невозможно, по вкусу он напоминал жёванную бумагу. В лагерях, насколько мне известно, случается ещё хуже – хлеб там иногда получается второразовый, его делают из старых, заплесневелых буханок; после употребления оного нередки несварения и даже заворот кишок.

Приносят хлеб в 6–30 утра. Кроме этого – на каждого арестанта положена столовая ложка сахара. Так на бумаге. А в реальности, чтобы получить паёк именно на каждого, требуется уговаривать раздающего, чтобы дал на всех. Никто там специально не будет считать количество сидельцев и скрупулёзно отмерять дозы, сыпанёт на глазок (причём, всегда ошибётся в меньшую сторону – это в вертухаевской крови) и вася-кот.

На завтрак каша – сечка – на воде и без соли. Есть такую с непривычки тяжело, но надо. Чай всегда просто ужасный: старый, тухлый, с запахом плесени. Я попробовал пару раз и отказался. Обойдусь как-нибудь.

На этом всё. «Сытые» и «счастливые» можем ждать обеда. По большому счёту, ждать его начинаешь непосредственно после окончания «завтрака». Потому что сказать, что ты хотя бы перекусил – нельзя. Ты просто ввёл в свой организм через ротовую полость некоторое количество калорий, что позволяют твоему организму поддерживать состояние жизнедеятельности. Ни о каком насыщении и удовольствии от трапезы речи не идёт от слова совсем.

Мне и моим сокамерникам образца 2021 года очень повезло. Причём в данном случае я употребляю это слово без кавычек. Сейчас объясню. До 2018 года обед в СИЗО подавали в общей тарелке. То есть первое и второе бухали в одну ёмкость, где оно неизбежно перемешивалось между собой и в таком виде приносилось в камеры. Учитывая невысокую пищевую привлекательность каждого блюда по отдельности, смешиваясь, они приобретали и вовсе тошнотворный вид.

Лишь благодаря Наталье Кондратьевой, – дай бог ей здоровья! – члену ОНК (Общественная наблюдательная комиссия),

к концу второго десятилетия двадцать первого века в правило внесли изменения и разделили подачу первого и второго блюда для заключённых в разные тарелки. Так что нам выпала честь наслаждаться почти комплексным обедом. Пускай качество отдельных ингредиентов и продолжало оставаться на уровне сопоставимом с плинтусом и с таким же вкусом. На первое, как правило, подавалась бурая бурда, которую почему-то называли «суп». Но кипячёная вода со свёклой – ещё не «борщ», чтобы там не говорили тюремные повара. Хлебать такое неприятно и почти невозможно. Единственное, что хоть немного напоминало «первое» – свекольник с солёными помидорами. На второе – «котлета» (пожалуй, всё меню тут можно смело заключать в кавычки). Бесформенный запечённый кусок то ли мяса, то ли печени. Гарнир – тушёная капуста или варёная картошка – это хотя бы не противно проглотить, испортить такое даже при желании сложно. Вечером тот же варёный картофель и местный деликатес – жареная сельдь. Сейчас я заявляю почти без сарказма, потому что хоть и прожаренная в старом подсолнечном масле, но, всё же, не утратившая до конца своих вкусовых качеств настоящая рыба. Её я ел даже с некоторым подобием удовольствия.

Никто не спорит, что тюрьма – не санаторий. Никто не отрицает того факта, что человек, совершивший преступление должен быть наказан.

Но не слишком ли усердствуют наши доблестные органы в претворении данного постулата в жизнь? Если не брать в расчёт настоящих извергов, убийц, насильников, махровых бандитов. Ведь в исправительных учреждениях косят, по сути, одной косой. Чешут всех под одну гребёнку. А учитывая процент невиновных и осуждённых вовсе не за то, что они совершили, ситуация видится катастрофической.

Или это национальный проект по превращению населения в carcere homo? Раскол общества на элиту и чернь. Новый виток исторической спирали с отрядами «серых» и с воинствующими «тройками»? Попытка окончательно и навсегда сломить неугодных и несогласных. Какими причудливыми в таком свете видятся слова «Свобода» и «Демократия», особенно последнее. Вы не замечаете, что оно всё реже и реже произносится с экрана ТВ или вставляется в информационные передовицы? Демо-кратия. Власть народа. Уже сейчас воспринимается как гротеск. Ещё чуть-чуть и станет вызывать смех. Но только на кухнях. Не дай бог заметят «серые». Тогда сразу же первое и второе в двух раздельных тарелках. Да, и чуть-чуть не забыл. Ещё же кисель на третье! Прекрасный кисель из концентратов. Который, без шуток, действительно приятно и полезно пить.

Вы наверняка слышали про окна Овертона. Чем дальше я размышляю о нынешнем положении дел в обществе, тем чаще замечаю явные признаки данной концепции. Теория Овертона заключается в том, что в сознание любого, даже высокоморального общества возможно насадить любую идею. Даже самую ортодоксальную или дикую.

Какую конкретно? Лю-бу-ю. Возьмём хрестоматийный пример, и заявим, что каннибализм – это хорошо.

Не верите? Зря. Существует конкретный алгоритм такого насаждения. Вначале подключаются СМИ. Начинается кампания про исследование истоков каннибализма. Приводятся исторические примеры, разбирается психология отклонения, начинают публиковаться исследования, что данная девиация практически неконтролируемая и не зависит от осознания «пациента». Данные утверждения постепенно вызывают некое сочувствие к «больным». Тема всё чаще обсуждается и само понятие уже не вызывает крайнее отторжение. Люди начинают привыкать к употреблению термина. Далее среди населения муссируется постулат о том, что в какой-то степени антропофагия (так теперь именуется людоедство и каннибализм официально и повсеместно) есть природная потребность и отрицать данный факт глупо. Подключается «тяжёлая артиллерия». Известные личности вовсю обсуждают данный феномен, предлагая разные точки зрения, но постепенно сводя проблему к одному – антропофагия существует и с этим приходиться считаться. Проблему освещают в популярных передачах, начиная находить в ней ироничный подтекст, про антропофагов снимают художественное кино с неоднозначной авторской точкой зрения. Такая кампания постепенно заставляет общество стать толерантным к феномену и принять его как элемент системы. Некоторые находят в антропофагии даже положительные стороны. В конце концов, это ведь выбор каждого человека. Борьба за права быть собой! Нет унижению меньшинств! За преследование «таких» – преследование «этих», закреплённое на законодательном уровне.