Хорал забвения
Шрифт:
Четыре часа продолжался непонятный ритуал, в котором как будто никто ничего осмысленного не делал. Сам Майкл царапал на отвердевшей земле стихи, стирал их и время от времени поглядывал, не произошло ли каких-нибудь перемен. Он пытался вновь уловить внутренний независимый голос, но тщетно.
Наконец Бири упал как подкошенный, Журавлихи расцепили руки, отступили и присели, отчего сразу стали похожи на хищных птиц. У них расширились глаза, губы были плотно сжаты. Потом они удалились в свою хижину, а Бири остался лежать. Майкл подошел к нему, нагнулся и потрогал лоб.
— Ты здоров?
— Уходи, — проговорил Бири, не открывая глаз.
— Я только спросил, — смутился Майкл.
Из хижины выбежала Спарт, замахала руками.
— Уйди! — прохрипела она. — Оставь его! Убирайся отсюда! Кыш!
— Насовсем? — спросил Майкл обиженно. Его прогоняли, словно какую-нибудь домашнюю живность.
— Возвращайся, когда солнце сядет.
Она взглянула на Бири, который по-прежнему лежал неподвижно.
— С ним все в порядке?
— Нет. А теперь уходи.
Майкл перебрался через ручей, оглянулся и увидел немую сцену: Спарт и распростертый на земле сидх. Он нахмурился, пинком отшвырнул камешек с пути и зашагал к Эвтерпу.
Снегопад усилился, на придорожных кустах и кочках уже появились белые шапки. Майкл стал на ходу практиковать хилока и почувствовал, как из желудка постепенно распространяется тепло.
Сколько же дней он провел в Царстве? Размышления на эту тему нарушили концентрацию, и Майкл сразу озяб. Он потерял счет дням — может быть, прошло два месяца, может, два с половиной или три. Обучение, бег, разбрасывание теней, кошмарные встречи, ласки Элевт, мысли об Элине — все перемешалось в мозгу.
Майкл опять занялся хилока и обнаружил в груди новый источник тепла, которое потекло к предплечьям. Он улыбнулся и несколько раз взмахнул руками. Ощущение холода исчезло. Когда впереди показался Эвтерп, Майкл прибавил шагу. У него горело лицо и покалывало в кончиках пальцев.
Он вспомнил, как Бири лежал на земле и, очевидно, мучился. Не очень-то приятно быть сидхом, зато как чудесно быть Майклом Перрином! Даже хорошо, что он оказался в Царстве. Иначе бы не насладился таким теплом, когда кругом снег. Какое удивительное ощущение! Он даже подскочил от восторга. И не заметил тонкой струйки дыма.
На околице Эвтерпа Майкл уже приплясывал. Минуя первые дома, он улыбался, напевал и сам не мог понять причину такой радости. Наконец свернул в переулок, где жила Элина.
Булыжники мостовой поблескивали тонкими корочками льда, однако лед не крошился, а сразу таял под ногами, и от следов шел пар. В узкой улочке между двумя глухими стенами Майкл скакал и вопил, как сумасшедший. В этом экстатическом состоянии он как будто опять уловил внутренний голос и был готов прочесть новое стихотворение, когда увидел знакомый подъезд. Тут Майкл остановился в некотором смущении. К Элине нужно явиться с достоинством.
Ноги шипели, касаясь ступеней. Поднявшись на второй этаж, он постучал в дверь Элины. Запахло дымом. Майкл недоуменно огляделся. Может, на кухне что-нибудь загорелось? Запах усиливался, уже щипало в ноздрях. Майкл поднял руку почесать нос.
Дымился рукав его рубашки. Несколько мгновений Майкл тупо смотрел на него. Жар исходил из тела. На краю манжеты показались язычки пламени, сначала совсем маленькие, — и вдруг вспыхнул весь рукав. Майкл содрал с себя рубашку и бросил на пол. От нее повалил густой дым. Опустившись на колени, Майкл вытащил из кармана рубашки книгу и тут же уронил — пальцы прожигали обложку.
После этого занялись брюки, и он столь же проворно избавился от них.
Майкл дышал глубоко и часто. На стенах еще трепетали оранжевые отсветы костров, но одежда уже приказала долго жить. Все тело лучилось жаром, и эйфория смешивалась с изумлением и страхом. Снова захотелось пуститься в пляс, но Майкл решил, что пора хорошенько поразмыслить.
О чем? О каком-то упущении… Что же случилось? О чем он забыл? Ах да!
Хилока. Он забыл прекратить выделение тепла из чакра. Ай-яй-яй. Майкл укоризненно покачал головой, затем сосредоточился на источнике тепла и постепенно погасил его. Но руки остались красными. Он еще немного поработал с центром тепла, и наконец кожа приобрела нормальный цвет.
Вместе с жаром исчезла и эйфория. Майкл вдруг осознал, что стоит голый на лестничной площадке, возле обуглившихся останков своей одежды.
Перед дверью Элины.
Такого кошмара ему не доводилось переживать даже в сновидениях. Он сам сжег свою одежду. Подняв книгу и уже не думая ни о чем, Майкл толкнул плетеную дверь. Она отворилась — в Эвтерпе не было замков, — и Майкл шагнул в квартиру.
Понадобилось несколько секунд, чтобы убедиться, что Элины нет дома. Майкл снова начал мерзнуть и решил поискать что-нибудь из одежды. В плетеном шкафчике нашлась длинная юбка. Потом Майкл обнаружил короткий жакет, оказавшийся ему тесноватым. Пока он раздумывал, оставить его или снять, отворилась дверь.
В проеме стояла Элина, держа в руках несколько отрезов ткани и корзинку со швейными принадлежностями.
— Привет! — произнес Майкл с бодростью в голосе, которой вовсе не испытывал. Элина медленно повернулась к нему и вытаращила глаза.
— Черт возьми! Что с тобой? — спросила она после недолгой паузы.
Дрожа от холода и смущения, Майкл изобразил жалкое подобие улыбки.
— Да вот, сжег свои шмотки, — сообщил он.
— Господи Иисусе!
Элина придерживала дверь ногой, словно была готова пуститься наутек. Взгляд ее упал на черные лохмотья, валявшиеся на площадке лестницы.
— Зачем?
— Хотел согреться и потерял контроль над собой. Знаешь, есть такой метод извлечения тепла из чакров… Спарт называет его хилока…
— Ничего не понимаю, — пробормотала Элина уже спокойнее. Она повесила отрезы на спинку кресла и поставила корзинку на сиденье. — Начни сначала.
Майкл объяснил, как мог, а когда закончил, Элина укоризненно покачала головой.
— И ты ничего лучше не придумал, как надеть мою одежду. Между прочим, эта юбка у меня единственная.
— Твои брюки мне слишком малы.