Хорошая плохая девчонка
Шрифт:
— Т-т-т-ы-ы. П-р-р-к-л-л-т-т-й-й-а. Ш-ш-л-л-х-х.
Не понимаю, как его пустили сюда и почему никто не прогоняет его отсюда? Может, это потому, что он так называемый эксперт, я заметила, что все вокруг побаиваются экспертов. Если посмотреть правде в глаза, то получается, что все мы находимся не на своих местах, а на тех, куда нас определили эти самые эксперты. Эксперты занимаются анализом обстоятельств, делают умозаключения по поводу того, кто мы такие и какие учебные заведения нам следует посещать, и даже наказывают нас за преступления, в которых нас обвиняют другие эксперты. Возможно, охранники
Между заключенным и охранником весьма тонкая грань. Экспертам бы сошло это с рук. Поверьте мне.
— Т-т-т-ы-ы. П-р-р-к-л-л-т-т-й-й-а. Ш-ш-л-л-х-х. Т-т-т-ы-ы. Д-д-а-а-ш-ш. М-м-н-е. Э-э-т-т.
Профессор Александр думает, что все эмоции в мире делятся на две части — когда ты контролируешь себя и когда не контролируешь. Мне кажется, что такой подход сильно обедняет человеческие чувства, особенно в отношении секса. Однако мое отсутствие сексуального интереса к профессору Александру не имеет ничего общего с потерей контроля. Или с тем, как он ко мне относится — хорошо или плохо, может он или не может спасти меня от смертной казни. Это даже не имеет отношения ни к его лицу, ни к телу, ни к размеру его сексуального аппарата. Все просто — существуют мужчины, которые меня возбуждают, а также те, с которыми я ни за что не лягу в постель.
Я ведь именно такая девушка, не так ли?
Именно такая.
— И-а-а. П-п-м-м-г-г. Т-т-б-б-е. Т-т-л-л-к-к. Д-д-а-й. М-н-н. Э-э-т-т.
Единственный способ избавиться от профессора Александра — это закрыть глаза. Я лежу на своем матрасе, закрыв глаза, и думаю о синеве океана в Малибу или представляю себе лицо моей малышки и ее смех. Они могут забрать ее у меня, но они не могут заставить меня не любить ее. Эта мысль меня всегда поддерживает, как только жизнь снова поворачивается ко мне спиной.
Профессор Реджинальд называет это позитивным мышлением.
— Й-а-а. П-п-м-м-г-г. Т-т-б-б-е. Т-т-ы. Д-д-д-ш-ш. М-м-н-н. Э-э-т-т?
Не могу сказать, что я законченная эгоистка или зациклена целиком на себе. Просто некоторые вещи в жизни являются более важными, чем мы сами, а некоторые гораздо менее важными.
И профессор Александр, однозначно, относится к категории менее важных вещей.
— Т-т-т-ы. С-с-д-д-л-л-а-ш-ш. Э-э-т-т-о?
Что я должна сделать для него? Что он должен для меня сделать? Что мы вообще делаем по отношению друг к другу? Почему мы причиняем друг другу боль? Почему мы помогаем кому-то, и заботимся о ком-то, и плачем из-за кого-то? Есть ли разница между любовью и ненавистью к кому-то? Любим ли мы тех, кто хорошо к нам относится, или тех, кто относится к нам плохо? Любим ли мы тех, кто принижает нас или превозносит нас? Существуют ли ответы на все эти вопросы?
Наверное, нет.
Я не испытываю ненависти к профессору Александру. Я просто хочу, чтобы он ушел.
— Й-й-а. У-б-б-й-у. Т-т-е-б-б-а. С-с-ч-ч-к-к. С-с-ч-ч-к-к.
Но профессор Александр никуда не уходит. Он не уходит.
Тогда я ухожу вместо него.
Сегодня меня в камере навестил профессор Реджинальд. Я была очень рада увидеть его вместо профессора Александра.
Снаружи камеры стоял один из охранников, что как-то мешало проведению нашего сеанса терапии. В любом случае это была не та терапия, которая мне была нужна.
— Я ни за кого не молился с самого детства, Ла, но за тебя я молюсь каждую ночь. Я хочу, чтобы Бог существовал только потому, чтобы Он мог услышать мои молитвы о тебе. Мне абсолютно безразлично, что это за бог — католический, протестантский, епископальный или сатанистский. Я приму всех и вся в качестве высшей силы, если только она управляет нашей Вселенной исходя из того, что ты в ней присутствуешь как один из элементов, Ла. Бог, который сделает все, что нужно для того, чтобы мы могли быть вместе.
Мы держимся за руки через решетку. Удивительно, как часто тебе попадаются никчемные мужчины на пути, и ты уже отчаиваешься, а потом вдруг откуда ни возьмись появляется твой идеал.
(Вы будете удивлены, но это происходит довольно часто.)
И один из них, мой прекрасный профессор Реджинальд, вызволит меня отсюда.
Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, о пожалуйста, я стану хорошей, я всегда пыталась стать хорошей, я не хочу идти туда, не заставляйте меня идти туда, о пожалуйста, о пожалуйста, не заставляйте меня идти туда, я не хочу идти туда, я просто хочу…
Порой ты добираешься до точки, когда понимаешь, что все будет в порядке. И чтобы ты ни сделала, ничто не может помешать этому.
Надеюсь, что мне удастся добраться до этой точки.
Мне не удалось поговорить сегодня с Джошуа Бирнбаумом, а только лишь с его помощницей Андреа. Мне кажется, что я не очень-то ей нравлюсь, но ведь, в конце концов, она лишь выполняет свою работу.
Я отношусь к этому с пониманием.
— Мы не перестаем надеяться, Ла, — говорит она мне голосом человека, который перестал надеяться на все, а уж особенно на то, что касается меня. — Джошуа поднял на ноги всех своих должников. Наша последняя мысль — это петиция о милосердии губернатору, исходя из права твоего ребенка иметь мать, когда он вырастет. Если бы ты сообщила нам имя его отца, это могло бы помочь. Ты слушаешь меня, Ла? Ты как-то подозрительно притихла на том конце провода.
Дело вовсе не в том, что я не уверена, кто отец моей малышки. (Хотя я действительно не уверена в этом на сто процентов.) Но даже если бы я знала наверняка, то это не имеет никакого отношения к великому штату Техас.
— К сожалению, я не могу ничем здесь помочь, Андреа, — сообщаю я ей.
Минутная стрелка на больших черных часах, щелкнув, сдвигается с места. Она похожа на топор над маленькой дугой. Звук напоминает рубящий удар.
— О'кей, Ла, — отвечает Андреа. Я уважаю тон, которым она это сказала, пусть даже она меня не любит. — Я передам Джошуа. Мы будем делать все от нас зависящее.
Чуть не забыла. Два дня назад, после всех тех оскорблений, которыми меня поливал профессор Александр, его зарубили ножом для колки льда на стоянке машин для работников тюрьмы.