Хождение по трупам
Шрифт:
— Наелась?
И я кивнула, посмотрев ему в лицо, вспомнив продемонстрированную мне Мэттьюзом его фотографию — молодой парень, мой ровесник, наверное, такой же тупой и опасный на вид, как и все остальные.
— Ты такой… — начала я и, когда он опять напрягся, головоломка с непонятным его поведением решилась тут же, но надо было убедиться в правильности моего решения.
— Может, еще? — спросила с улыбкой, глядя уже на его джинсы, в которые он так быстро заправил обмякший членик, разом побелевший и напоминавший выбившийся клочок майки, что дуре бы стало ясно, что он стесняется его размеров. — Я сделаю приятно.
И он помялся,
— Ну че она, Василек?
Я лежала на животе, не открывая глаз, вслушиваясь напряженно.
— Да нормально, старшой. Жрать ей давал, мыться давал — вот развязал даже, ты же сам говорил, что нам надо, чтобы она выглядела в порядке.
Тут и остальные вперлись, и началось то же, что и вчера — меня то развязывали, то связывали, то освобождали рот, чтобы вставлять в него члены, то заклеивали его, я то лежала незадействованная, то пассивно участвовала в процессе. При мне рассказывали друг другу невероятно на их взгляд страшные истории о пытках и расправах, которые они якобы над кем-то совершали — видимо, я должна была дрожать от ужаса — и при мне иногда начинали беседовать о делах, видно забывая о моем присутствии, потому что я уже стала как часть мебели. Правда, ничего такого они не говорили — только Ленчик один раз сказал, что все в порядке, что по телевизору ничего нет, и в газетах тоже. И что надо сидеть тихо, без его разрешения никуда не выходить и с персоналом не общаться, могут просечь, что русские, а это на хер не надо.
— Может, сгоняем куда, старшой, — произнес уже хорошо знакомый голос. — Зае…лся тут торчать, сдохнуть можно.
— Ну вон займись ею! — не видела, но догадалась что Ленчик кивает на меня. — Я скоро за жратвой поеду, попьем пивка, похаваем.
— А вечером опять ее е…ать? Может, к Сереге в клуб сгоняем? — не унимался этот.
— Слышь, Андрюха, смотри, какая баба перед тобой раком стоит! — отвесил мне комплимент Ленчик. — Все делает, и куда угодно, и бесплатно, и сколько хочешь, а тебе все мало — ты так полгорода перее…ешь до нашего отъезда!
— Да не за тем к Сереге, старшой, — ответил длиннорожий, когда смех утих. — Охота в другом месте посидеть, не все в дыре этой. Съездим куда-нибудь, пожрем по-человечески — эти биг-маки не лезут уже, — а потом у Сереги посидим, просто посмотрим на баб, махнем пивка. Давай, а? Нас один хер не ищет никто — ты ж сам сказал, что все тихо, пацаны без документов были, а Витюху хрен кто узнает, там от башки-то ничего не осталось, я ж постарался…
Другие голоса его поддержали, и я все слушала — просто слушала, ни о чем не думая, — и ничего во мне не вздрогнуло, когда Ленчик смилостивился.
— Завтра, пацаны, завтра съездим. А пока этой займитесь — только чтоб аккуратно, знаю я вас, волков!
И ушел, и эти еще потыкали меня вяло, словно нажравшиеся до отвала комары, и расползлись. Набираться сил, видимо, — потому что вечером у них сил хватило на подольше, чем утром…
…Странно, но я совсем не запомнила, какие они были — не потому, что мне было плохо, не потому, что я подсознательно или осознанно заставляла себя заблокировать эту память о них и выкинуть ее совсем. Ничего не осталось — ни членов, ни реплик, ни команд, ни запахов, ни лиц даже. Кроме Ленчикова конечно — и вечного моего охранника с трогательной кликухой Василек…
— Ну че скажешь?
Утро четвертого дня, лично Ленчик пожаловал со мной побеседовать.
— Вы говорите — а я сделаю…
Посмотрел на меня внимательно, покачал задумчиво головой.
— Ну это уже нормальный базар. Может, ты просто нее…анная ходила, потому и хамила мне? Ох бабы, все у них не как у людей. Ладно, короче. Ты в банк тогда отдала бумаги, которые Витюха тебе дал? Нет? Ну и сучка ты — все ж хотела меня наеб…ть. Ничего, все равно все по-новому надо, грохнула ж ты Витюху, хорошо есть другие, кто в бабках шарит. К понедельнику у меня все будет, один хер рожа у тебя сейчас не очень, но через пару дней все сойдет. Сегодня четверг, завтра при мне позвонишь в банк, договоришься на понедельник на утро. Поняла? Кончились понты-то?
Изображаю на лице максимально подавленный и покорный вид.
— Вы меня не убьете, Леонид?
— А ты о чем думала, падла, когда платила, чтоб пацанов валили? — Гнев в глазах, этакий праведный гнев, забыл Ленчик, что на войне как на войне, или не знал никогда, или ожирел здесь, отвык от советской жизни, где бандитов каждый день убивают. Я морщусь испуганно, боясь переиграть, и он испепеляет меня взглядом, наслаждаясь производимым эффектом. — Ладно, сделаешь все как надо, отпустим.
— Правда? — подпускаю надежды в голос, не унижающийся, не умоляющий, просто тихий, словно сломана я внутри.
— Тебе чего, мамой поклясться?! Ты еще гарантий из банка попроси! Я вор в законе, ясно, я за слова отвечаю!
Киваю, не глядя ему в глаза:
— Спасибо.
— Вежливая, когда надо, — констатирует Ленчик удовлетворенно. — Ладно, пацанам будешь спасибо говорить за то, что тебя еб…т! А мне потом скажешь, отдельно! А хотя — ну-ка нагнись, быстро!
И я нагибаюсь, и постанываю, и двигаюсь ему навстречу, представляя, как бы он отреагировал, если бы я ему тем же робким голосом сообщила, что больна СПИДом. Наверное, кинулся бы от меня, как от прокаженной, — хотя чего уж кидаться, ни один из них презервативом не пользовался, поздно было бы пить боржоми. Надеюсь, что сами они не заразные, мне только не хватало впервые в жизни подцепить венерическую болезнь, какой-нибудь триппер, к примеру.
“А что, разве это имеет значение сейчас? — спрашиваю себя скептически, и сама себе отвечаю — имеет!”
…Они уехали вечером — предварительно позабавившись со мной днем — и все того же Василька оставив при мне. Хорош Василек — невысокий, правда, но здоровый, как они все, Ленчик, видно, себе людей по этому признаку отбирал, по физическим данным. Человеку с таким именем надо быть кудрявым блондином с голубыми глазами, добрым, и доверчивым, и улыбчивым — а этот мрачный, черноволосый, и доброты в нем даже меньше, чем во мне.