Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)
Шрифт:
«На одну же сторону приитти некуды, — описывает Никитин положение осаждавших, — сквозе град дорога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да деберь зла...», т. е. те самые густые заросли джунглей, о которых путешественник уже упоминал. «Под городом же стояла рать месяць, — продолжает Никитин, — и люди померли с безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы. А на воду смотрит, а взяти некуды» (Л, л. 456 об.). Значит, войско, опустошив окрестности, не смогло пробиться к реке, протекавшей через город. «... А .большаго града нс взял», — заканчивает Никитин рассказ об осаде Виджаянагара войсками, которые привел Махмуд Гаван.
Оценивая итоги действий бахманидской армии, Никитин писал: «А война ся им не удала, один город взяли индийской, а людей их много изгибло, и казны много истеряли» (Л, л. 456—456 об.). О взятии какого же города говорит Никитин? На этот вопрос позволяют ответить индийские хроники. Это крепость Белгаон,
10 тенек, а иную по 5 тенек, а робята по 2 теньки, а казны же не было ничево...».
Переходя к описанию этого похода на южного соседа, Минаев отметил, что Афанасий Никитин стал очевидцем одного из важнейших событий в истории государства Бахманидов и занес правдивые известия об этом в свои записки. Похода на Виджаянагар, о котором пишет Никитин, нет в хронике Фериштэ. Это дало основание И. П. Минаеву утверждать, и вполне справедливо, что записки Никитина более полно передают события войны. 33Однако ученый по-своему объясняет противоречие между биджапурской хроникой и записками русского очевидца. Описание безводицы, данное Никитиным, по мнению исследователя, напоминает описание Фериштэ, но последний говорит только о городе Белгаон, да и засуха, о которой он пишет, наступила позже, после окончания войны. В то же время описание Никитидым новой войны, как резонно заметил Минаев, нельзя отнести к действиям на границе Ориссы. Путешественник называет другого царя, против которого двинулось войско, а также другое направление движения войск. По Срезневскому, осаждавшие столицу не овладели лишь «главной крепостью», т. е. цитаделью, где находился махараджа. И. П. Минаев же, соединив известия Ликитина о двух городах в одно, решил, что знаменитая индусская столица, несмотря на умолчание об этом хроники Фериштэ, была на этот раз взята. Исследователь, однако, проявил невнимание к тексту источника, на который он опирался. 34По рассказу Никитина, войска Махмуда Гавана взяли город, т. е. Белгаон, после месячной осады и штурма, но столицы — «болшаго града» — не взяли. Мы видели, что такое выражение употреблено Никитиным еще только по отношению к Бидару как столице: «Вышли... к Бедерю, к большому (главному. — Л. С.)их граду».
Действительно Фериштэ повествует об осаде и штурме Белгаона, раджа которого по воле владетеля Виджаянагара решил отвоевать Гоа, о том, как пороховыми взрывами были пробиты три бреши, как раджа Белгаона сдался в плен, явившись в лагерь к шаху под видом гонца, и т. д. 35О походе на столицу государства Виджаянагар хроника молчит. Если бы поход был успешен, как полагал И. П. Минаев, хронист вряд ли бы не сообщил об этом; умолчание понятно, если поход закончился неудачей.
Высоко оценив труд Срезневского, Минаев указал на ряд ошибок исследователя в том, что касается Индии, 36но, приняв его датировку, оспорил хронику Фериштэ. Между тем при правильной датировке путе
33Минаев И. П. Старая Индия, с. 109—111, 152—153.
34См. также: Kamp Р. М- Bharat-Rus, р. 22. Авторы, отметившие, что Виджаянагар не был взят, полагали, однако, что поход имел место в 1470 г., ранее похода в Ориссу (Осипов А. М. и др. Афанасий Никитин и его время, с. 186—190).
35F i г i s h t а, р. 122—125; Sastri К. А. N., Srinivasachari G. Advanced history of India. Bombay, 1970, p. 407—408.
36Минаев И. П. Старая Индия, с. 1, 7, 16.
шествия Никитина исчезают и другие противоречия, которые связаны с определением времени пребывания путешественника в Индии. 37
Отмечая противоречие между известиями о времени взятия Гоа, Минаев писал, что их трудно примирить за неимением других современных данных. Оказывается, такие данные скрывались в самих записках путешественника.
Подтверждение свидетельств русского очевидца в той части, где его рассказ расходится с Фериштэ, находим в хронике «Бурхан- и маасир», опубликованной после смерти Минаева. Ее автор — Али ибн Азизулла Таба Табаи, Современник Фериштэ. Так же, как и Никитин, он называет цель последнего похода, сообщая о совете у шаха, на котором Махмуд Гаван объявил, что присоединит не только Белгаон, но и все государства Виджаянагар. 38
Еще один хронологический признак скрывается за сообщением Никитина о непомерной дороговизне жизни, которое содержится в самом конце рассказа Никитина о пребывании в султанате Бахманидов. Не одна война была тому причиной. Вместо сезона дождей в* 1473 г. пришла засуха. Страшный голод, известный под названием «биджапурского», на два года поразил центральные районы Декана.
Таким образом, хроники Индии подтверждают свидетельства русского путешественника о событиях во время его пребывания в стране в 1471 — 1474 гг., а записки Никитина дополняют и уточняют индийские источники.
Точность календарных указаний Афанасия Никитина хорошо обнаруживается в случае с индусским праздником, срок которого путешественник соотносит с календарем, принятым на Руси. Праздник Шива- ратри, о котором рассказывает Никитин, отмечается 14 числа месяца магха по индийскому календарю Шака. Этот переходящий праздник приходится на февраль—март. Никитин пишет, что паломники отправляются к храму «о Великом заговейне», т. е. в канун Великого поста, начало которого приходится также на февраль—март (см. прим. 109 комментариев). Путь от Бидара до Парвата занял у Никитина месяц. Праздник Шиваратри в 1472 г. был 7 февраля. 39Значит, русский путешественник двинулся в путь в начале января 1472 г.
Именно к этому времени пребывания в Индии относится сближение Афанасия Никитина с индусами и, надо полагать, знакомство с учением бхакти. Консолидация в XIV—XV вв. сословия горожан в Индии вызвала к жизни тенденцию к преодолению конфессиональной и корпоративной кастовой обособленности отдельных групп торгово-ремесленного населения* что обнаружило себя в учениях, объединяемых в литературе понятием
37Так, Никитин пишет, что шаху «20 лет», но если он был в стране в 1469— 1472 гг., но шаху было от 15 до 18 лет; возраст указан на 1473—1474 г.
38См.: К i n g J. S. The history of the Bahmani tlynasty founded on the Burhan-i Maasir. London, 1900, p. 103, 106.
39Swamikannu Pili a i. An indian ephemeris. A. D. 700 to A. D. 1799, vol. 1* pt 1 [2 edn.]. Madrass, 1922. [Таблицы], p. 258—259.
«бхакти» (санскр. «любовь к богу»). Проповедуя идею единого бога-соз- дателя, бога-истины, бхакты восстали против притязаний брахманов и мулл на роль «посредников» между человеком и богом, говорили о возможности «спасения» вне зависимости человека от кастовой и религиозной принадлежности. «Город индусского бога на Востоке (Бенарес), а город мусульманского — на Западе (Мекка), — проповедовал Кабир,— но ищите его у себя в сердце, ибо там бог мусульман и индусов». 40Сочетав в себе элементы ислама и индуизма, бхакти стало выражением процесса сближения местного и привнесенного в страну мусульманами культурных субстратов. «Идеология бхакти, — пишет К. 3. Ашрафян, — представляла прогрессивную тенденцию культурного процесса в средневековой Индии: в качестве самостоятельной «демократической» струи в этом процессе она противопоставляла себя феодально-клерикальной культуре, отрицая сословно-классовые принципы». 41Один из сторонников так выразил идею равенства в учении бхакти. «Поскольку я вижу тебя во всем, я не вижу разницы между индусом и тюрком. Оба имеют одинаковую душу, тело, глаза, нос; оба они — творение господа. Оба слушают ушами, ощущают вкус языком, оба испытывают голод и одарены разумом; одно и то же нравится и не нравится обоим, и оба Одинаково чувствуют боль и радость». 42Карамзин заметил, что Афанасий Никитин в Индии не только «купечествовал», но и рассуждал «о вере», однако историк ничего не сказал о характере этих рассуждений. 43Между тем высказывания русского путешественника, возможно, уже знакомого с еретическими учениями еще до приезда в Индию, говорят о том, что в его мировоззрении нашло отражение учение бхакти. Ищущий путей к социальной справедливости Афанасий Никитин утверждает, что нравственная чистота человека не зависит от принадлежности к одной из «вер» (Л, л. 456). Никитин сближает идею происхождения всех людей от Адама с воззрениями индусов, * истолковывая последние в том смысле, что они также придерживаются этой идеи (Т, л. 377—377 об.). Сближая свои воззрения с идеями бхакти, он говорит, что храм Парват для индусов то же, что Иерусалим для христиан и Мекка для мусульман (Т, л. 377 об.; Л, л. 449). В двухчленную формулу бхакти русский путешественник включает нвый, третий элемент и таким образом выступает в качестве самостоятельного мыслителя. При этом искания в области веры не колеблют его любви к Родине. «Нет страны, подобной ей в мире!» — восклицает Афанасий Никитин, думая о Руси в далеких краях.