Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)
Шрифт:
73 А меликътучар— ходжа Махмуд Гаван (1405—1481), выходец из Гиляна, где при дворе владетелей восточного Гиляна его предки занимали высокие гражданские посты. Его семья оказалась в опале, и он занялся торговлей. Прибыв по торговым делам в порт Дабхол, Махмуд Гаван в 1455 г. приехал в Бидар, где был приближен ко двору Ала-ад-дина Ахмд-шаха II, правившего с 1433 по 1457 г. Занимая высокие посты при его ближайших преемниках, Махмуд Гаван участвовал едва ли не во всех войнах, которые Бахманидский султанат вел с соседними государствами. Эту особенность биографии и подчеркивает Афанасий Никитин, говоря, что он «бьется с кафары 20 лт есть, то его побивают, то он побивает их многажды», однако, как видим, военная деятельность Махмуд Гавана ко времени приезда Афанасия Никитина насчитывала несколько менее двадцати лет. В 1463 г., со вступлением на престол малолетнего Мухаммеда III (брата Низам-шаха) Махмуд Гаван стал великим везиром и добился централизации государственной власти и временного равновесия соперничавших группировок правящей знати: «иноземцев», к которым принадлежал сам, и «деканцев» из обращенных в ислам представителей местной знати. Деятельность Махмуда Гавана подробно описана
якобы приглашал правителя соседней Ориссы вторгнуться во владения Бахмани- дов, так как он, Махмуд Гаван, слишком устал от произвола шаха. К письму была приложена печать Махмуда Гавана с его монограммой (тугрой). Вызванный к шаху Махмуд Гаван заявил: «Печать моя, но письма я не писал» (печать была поставлена рабом-секретарем, которого подкупили заговорщики). Молодой шах махнул рукой палачу, стоявшему наготове, и вернулся во внутренние покои, чтобы продолжить пиршество. Везир был казнен тут же в зале, вместе с ним был заодно обезглавлен и Асад-хан Гиляни, стоявший рядом. Казнь Махмуда Гавана развязала руки наместникам и ускорила распад Бахманидского султаната. Афанасий Никитин часто упоминает Махмуда Гавана, называя его, как было принято на Востоке, по титулу, рассказывает о численности его двора, личного войска, самого крупного по сравнению с другими наместниками, о том, как тщательно охраняется дом великого везира, какие походы он совершил, как скупил все драгоценные камни, привезенные из похода, совершенного его соперником Мелпк Хасаном, и другие подробности, которые рисуют реальный, а не идеализированный, каким он предстает в придворных хрониках, облик этого крупного государственного деятеля Южпой Индии.
74 Хан же Асъ тьздит на людех— так отозвался Афанасий Никитин, увидев способ передвижения, когда большие носилки с восседавшим на них сановником несли на плечах слуги. В дальнейшем Никитин несколько раз описывает такую процессию. Говоря об индийских «боярах», русский путешественник пишет: «а все их носят на кровати своей на серебряных» (Л, л. 447). Эмира несли шестеро подобранных по росту слуг, которых через некоторое время сменяла другая шестерка слуг. Рядом следовали другие служители — с опахалом, ковром для отдыха и т. п. Перед ним вели верховых коней в парадном убранстве, за ним следовали всадники, отряд пехоты, слуги. Еще более пышный выезд был у первого визира: «седит на кровати же на золотой, — пишет Никитин, — да над ним терем шидян, с маковицею золотой, да везут его на 4-х конех» (Л, л. 453 об.). Рассказывает Никитин и о выезде султанского гарема: «А женок две тысячи выезжает на конех и на кро- ватех на золоченых» (Л, л. 455). Ф. Бернье, описывая выезд жен императора Ауренгзеба, замечает, что «они передвигались на носилках, на плечах слуг, и на больших носилках, которые несли два верблюда или два маленьких слона вместо лошадей. Их, — продолжает французский наблюдатель, — окружала толпа служанок из Татарии и Кашмира, причудливо одетых и восседавших на красивых иноходцах. Сзади следовало еще несколько евнухов на лошадях в сопровождении большого количества пажей или слуг-пешеходов, с большими палками, которые бросались во все стороны, чтобы расталкивать толпу» (Бернье, с. 305).
75 хоросанцев— здесь и далее — мусульмане не индийского происхождения, выходцы из различных стран Азии и Африки, те самые «иноземцы», которые составляли в то время наиболее влиятельную группировку правящей верхушки. Это засили «иноземцев» особенно бросалось в глаза и вызвало к жизни фразу Афанасия Никитина: «в Ындйской земли княжат все хоросанцы, и бояре вс хоросанцы» (Л, л. 446) или «а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы» (Л, л. 447). Однако сам же путешественник пишет и об индийских «возырях», хотя они и были в меньшинстве при дворе Мухаммедшаха III (Л, л. 455 об.—456).
78 А привозят ихъ— имеются в виду кони для войска, а не воины-хоросанцы, как следовало по трактовке И. П. Минаева (Минаев, с. 50), перешедшей и в переводы (например, Чаев, 74). Это видно не только из перечня земель, откуда их «привозят все морем», но и из следующей за этим фразы: «И яз гршный привезлъ жеребца в Ындйскую землю».
77 из Хоросанъские земли... из Орапской земли... ис Туркменьскые земли... ис Чеботайские земли— Афанасий Никитин перечисляет здесь места, откуда в Индию ежегодно привозили коней, в другом месте он добавляет к этому списку еще и Египет (Л, л. 450). Хорасан — «в средние века в Хорасану причисляли всю территорию от Большой Иранской солончаковой пустыни (Дешт-и Кевир) на западе до р. Аму-Дарьи и гор. Бадахшана на востоке и от Хорезмийской пустыни (ныне пустыня Кара-Кум) на севере до южной цепи Хиндукушских гор и до области Систан (Сеистан) на юге» (И. П. Петрушевский, 211). Хорасан, входивший в XV в. в состав династии Тимуридов, делился на четыре области с центрами в Герате.
Балхе, Мерве и Нишапуре. Орапская земля — Аравия; в других местах летописной редакции фигурирует как «Оръобьстан» и «Рабостан». Туркестанской землей называли Туркестан, но также «и Кашгарию, ныне Синьцзян, часть Китая и восточную часть нынешнего Казахстана» (там же, 211, 229). Чагатайской землей во времена Афанасия Никитина называли Среднюю Азию — по имени Чагатайского улуса, которым правил Чагатай в 1227—1242 гг. и его потомки до 1370 г. В других местах Афанасий Никитин отмечает те же земли, потому что через них пролегали важные торговые пути (Л, л. 454), и то, что в Хорасане «варио», а в Египте и Аравии «силен вар» (Л, л. 453 об.).
78 во сто рублев— рубль, основная счетная единица на Руси в XV в. Рубль по «московскому счету» составлял 200 денег, или 33 алтына и 2 деньги (см. прим. 51); по «новгородскому счету» рубль содержал 216 денег: одна новгородская деньга равнялась по весу двум московским. Вес московской серебряной деньги ко времени вступления на престол Ивана III составлял примерно 0.40 г; тверские монеты были близки к московским по весу (0.49—0.53 г), но отличались большим разнообразием изображений; например, на двух тверских монетах изображен мастер-денежник, изготовляющий монету (ср.: Спасский И. Г. Русская монетная система, 4-е изд. Л., 1970, с. 78—79, 89—90, 100, 102—104).
79 Зима же у них стала с Троицына дни— имеется в виду сезон муссонных ливней, длящийся в Индии с июня по сентябрь: «ежедень и нощь 4 мсяцы всюда вода да грязь». То, что довелось пережить Афанасию Никитину в Индии, отличалось от всего виденного им ранее. Обозначая начало периода дождей весенне-лет- пим праздником на Руси, он сам сезон называет зимним. Действительно, стихия тропических ливней резко отлична как от другдх времен года в тех же краях, так и от русского ненастья. Она превращает лето, на которое приходится, как бы в свою противоположность. Почему сами местные жители практически год делят иа два сезона: сухой период и пора дождей. Афанасий Никитин пытается согласовать деление на сезоны у себя на родине и в Индии, он пишет далее, что в Индии «весну держать 3 мсяца, а лто 3 мсяца, а зиму 3 мсяца, а осень 3 мсяца» (Т, л. 376), и в то же время он последователен в «передвижке» сезо- зонов: «весна же у них стала с Покрова» (Л, л. 447), т. е. что весна в Индии начинается тогда, когда на Руси осень. Так лето превращается в зиму, а осень — в весну. Троица —пятидесятый день после пасхи, приходится на май—июнь. Русские путешественники эпохи средневековья не раз отмечали климатические особенности в иных землях. «А зима в Персидской земле невелика, — пишет Федот Котов, побывавший в Иране в XVII в., — и о Великом заговеньи и после того Великим постом станут снега перепадывать. Ночью падет, а днем стает, в на горах снег болыпи падет, а по полям нет и того по Благовещеньев день. А земля не мер- жет...» (Котов, с. 54). Более резкие отличия отметил Трифон Коробейников, побывавший в XVI в. на Ближнем Востоке. «А дождь в Иерусалиме приходит с семена дпя, — пишет он, — с сентября месяца и до рождества..., а зимою и летом дождя нет» (ЧОИДР, 1871, кн. I, с. 55). Как видим, времена года остаются на своих привычных для рассказчика местах. Однако в книгах, переписывавшихся на Руси во времена Афанасия Никитина, встречаем и сравнение сезона дождей с зимой. Его приводит византийский купец Козьма Индикоплов (Книга, глаголемая Козьмы Индикоплова. СПб., 1886, Слово 2). Возможно, это редкое сравнение говорит о знакомстве Афанасия Никитина с «Топографией» Козьмы, совершившего в VI в. плавание в Индию.
80 Вино же у них чинят в великых орхех— кози гундустанъская; а брагу чинят в татну— Кози гундустаньская — гоуз-и хинди (перс.), кокосовые орехи; названы индийскими, потому что западная граница ареала произрастания кокосовых пальм приходится на побережье Индии, где с ними впервые познакомились купцы и путешественники из Европы и континентальной Азии. Кокосовая пальма любит места вблизи моря и не уходит далеко в глубь материка от морского побережья. Кокосовая пальма достигает до 20 м в высоту. Наверху ствол увенчан кроною листьев (до 12 и более), каждый лист имеет в длину 4—6 м. Овальные, слегка трехгранные орехи весят несколько фунтов и достигают величины детской головы. В каждой кисти — от десяти до тридцати орехов. Плоды поспевают во все времена года, так что в год бывает четыре сбора, с каждого дерева в год соби-
рают до 80 орехов. Молоко незрелых плодов «сури» дает прохладительный напиток. Посредством брожения и перегонки из этого молока получают крепкую водку (Вольногорский П. Растения — друзья человека. М., 1901, с. 303—307).
В татну— речь идет о соке, добываемом из коры пальмиры. Пальмира — одна из самых полезных для человека после кокосовых и финиковых пальм. Плоды пальмиры употребляются в пищу. Если сделать надрезы на стволе этой пальмы, то из них выступает сладкий сок — «ягры», пальмовый сахар. Этот пальмовый сок очень быстро приходит в брожение. Из него и приготовляется пальмовое вино, называемое «тарри». Пальмира имеет высокий, в 20—30 м ствол, наверху ствол закачивается широким султаном веерообразных листьев, метра два и более в длину каждый. Листья этой пальмы заменяли писчую бумагу. Книги составляли из разрезанных на куски пальмовых листьев. К сожалению, листы этих книг ломки, сверх того, подвергаются нападению насекомых. Чтобы сделать письмена более заметными, их покрывали особым составом из масла или какого-нибудь красящего вещества, иногда — соком банановых листьев (Вольногорский, с. 314— 315). Специфичность выражения в древнерусском языке для обозначения процесса, который показывает, из чего приготовляется тот или иной продукт, вызвала различные толкования этого места у Афанасия Никитина и различные переводы. В не реводе Н. С. Чаева сказано: «Вино же у них приготовляют в больших орехах коко совой пальмы, а брагу — в татне» (Чаев, с. 74); комментарий как бы подтверждает правильность первой части перевода ссылкой на то, что скорлупы кокосовых орехов служили вместо сосудов для напитков (Завадовский), однако сосуд для на питков и сосуд для приготовления напитка отнюдь не одно и то же. Относительно же татны дается, иное толкование: род коры или растения, из которого в Индии приготовляли опьяняющий напиток (Петрушевский, с. 211, прим. 77, со ссылкой на Минаева). Этим можно объяснить перевод Н. И. Прокофьева: «Вино же у них приготовляют в больших кокосовых индийских орехах, а брагу — из татны» (с. 90—91). Между тем Минаев и о «вине» Афанасия Никитина говорил тоже как о продукте, изготовляемом из кокосовых орехов (Минаев, с. 142). Правда, Минаев ошибочно искал происхождение термина «кози» среди языков Индии. «Само же слово „кози“, — писал он, — едва ли не гуджаратское коса, или кожаный мех для сохранения воды и всяких напитков. Как с индийскою брагой, так и с вином Афанасий Никитин естественно мог познакомиться еще в Гуджарате. Там же он мог услышать и запомнить местное название для меха, которое и перенес затем на орех» (ср. «толкование Срезневского, с. 68).