Хозяева жизни
Шрифт:
Гибель! Человеку грозила гибель, его правлению и существованию, это становилось всё яснее с каждым наполненным ужасом сообщением, приходящим по гудящим проводам или невидимым радиоволнам. Англия превратилась в смертельную ловушку, могучие волны протоплазмы накатывали со всех её берегов. Индия и Малайя превратились в ад суеверного страха и ужаса, поскольку их многолюдное население спасалось бегством от надвигающихся волн смерти. Африканское и австралийское побережья были захлёстнуты надвигающимися блестящими массами. Панамский перешеек был покрыт протоплазмой, разделившей два американских континента. Огромные корабли в море и портах были утянуты на дно вздымающимися из воды громадами. Гибель! В эти страшные предрассветные часы, медленно надвигающиеся волны устремлялись
3
Поздним вечером 27-го числа, менее чем за полчаса до того, как на мир обрушился ужас, молодой Эрнест Ралтон на своём самолёте полетел на северо-восток, к маленькому пустынному острову, где жили доктор Мансон и его коллеги. Ралтон предложил совершить полёт не столько для того, чтобы повидать Мансона, перед которым он испытывал некоторый трепет, сколько для того, чтобы навестить молодого доктора Ричарда Маллета, своего близкого друга, которого он не видел с тех пор, как несколько месяцев назад на остров отбыла группа Мансона. Просьба Ассоциации дала ему веский повод для путешествия, и поэтому, пролетев над устремлёнными в небо башнями Манхэттена, Ралтон сделал круг, а затем скрылся в серой дымке на севере.
Час шёл за часом, серое побережье Новой Англии, словно огромная карта, скользило под ним, и солнце всё ниже опускалось к горизонту на западе, пока он мчался вперёд. Не замечая ничего, кроме ровного гула мотора и дуновения ветра, Ралтон, машинально сверяя свой курс и ориентируясь по природным особенностям проплывавшего под ним побережья, полетел на север над скоплением глубоко врезавшихся в сушу бухт и многочисленных островов, образующих побережье Блейна, отклоняясь над серыми водами на восток и пристально вглядываясь вдаль в поисках острова Конуса. Солнце к тому времени уже опустилось за горизонт, но из рассказа Маллета он знал, что остров должен быть хорошо различим благодаря огромному приземистому конусу скалы, возвышающемуся над ровным песком.
Однако на мир опускались сумерки, и Ралтон уже начал слегка беспокоиться, прежде чем наконец разглядел его — огромный, тёмный, приземистый конус с широкой вершиной, сплющенной, словно чьей-то гигантской рукой, который, казалось, поднимался прямо из серых вод в нескольких милях от побережья. С чувством некоторого облегчения он направил свой самолёт к этому месту, и, когда оно оказалось под ним, уже в сгустившихся сумерках, он внимательно осмотрел его. Сам остров, как он смог разглядеть, был округлым, около дюжины миль в поперечнике — бесплодная, ровная полоса песка, из центра которой поднимался большой приземистый каменный конус, любопытное образование, часто встречающееся на таких островах и образованное скалами, отшлифованными сдуваемым ветром песком. По оценкам Ралтона, крутые, практически вертикальные склоны скального конуса не могли превышать нескольких сотен футов в высоту, но диаметр его широкой плоской вершины была в несколько раз больше. И теперь, приближаясь к вершине, он увидел, что на ней находятся лаборатории людей, которых он искал — длинные низкие здания из белого бетона, расположенные неровным кольцом на самом верху.
Однако круглое пространство, окружённое зданиями, за исключением какого-то огромного объекта в центре, который он мог различить лишь смутно, было ничем не загромождённым и плоским, и, как показалось Ралтону, достаточно просторным, чтобы попробовать посадить туда его маленький самолётик. Осторожно прокрутившись над этим местом, он начал медленное снижение по спирали. Даже в сумерках он заметил, что внизу не было видно человеческих фигур, хотя из одного из зданий исходила белая полоска света. Поэтому он продолжал спускаться по спирали, пока, наконец, не оказался на открытой площадке в центре вершины, несколько секунд прокатился по гладкой поверхности скалы, а затем остановился прямо перед одним из зданий, окружавших вершину. Ещё мгновение, и Ралтон выбрался наружу и остановился, вглядываясь в окружающий его сумрак.
Было очевидно, что его появление ещё не было замечено, поскольку он заглушил мотор самолёта высоко в небе. Из зданий, окружавших его, ещё никто не выходил. Он растерянно огляделся по сторонам, затем направился через пустую площадь к одному из строений на противоположной стороне, тому самому из двери и окон которого лился белый свет, замеченный им сверху. Однако на полпути он замедлил шаг и остановился перед огромным предметом в центре площади, который он лишь смутно разглядел сверху, но который теперь, вырисовываясь в нескольких футах перед ним, был настолько необычным, что на мгновение привлёк к себе всё его внимание.
Это был огромный шар, гигантская сфера из полированного металла добрых пятидесяти футов в диаметре, покоящаяся на массивном металлическом пьедестале, утопленном в скале. Из вершины огромного шара вертикально вверх поднимался тонкий, похожий на иглу металлический стержень, сужающийся к концу, а от основания пьедестала тянулась сеть коммуникаций, уходящая к двум или трём длинным низким зданиям. Из этих зданий доносилось безостановочное жужжание каких-то механизмов, а от самого шара исходил тихий, непрерывный гул, едва слышный, хотя и казавшийся Ралтону проявлением потрясающей мощи. В том месте, где мириады покрытых чёрным проводов соединялись с основанием шара, рядом с ним на металлической треноге возвышался похожий на коробку поблёскивающий чёрный предмет, на лицевой стороне которого расположились около дюжины стеклянных циферблатов, стрелки которых дрожали от проходящей через них энергии; ряд переключателей и автоматических прерывателей; а так же единственная пузатая чёрная ручка, которая, по-видимому, двигалась вверх и вниз по вертикальной прорези в распределительном щите.
Боковые стороны этой прорези, как заметил Ралтон, были тщательно отградуированы, а ручка-рычажок находилась почти в самом низу. В верхней части прорези маленькими белыми буквами было написано «Ультрагерцевые колебания». Примерно на дюйм ниже такими же буквами было написано «Герцевые колебания». Под ними, в свою очередь, «Световые колебания», «Колебания теплового излучения», «Радиоактивные (гамма) колебания», затем «Колебания космических лучей», там и находилась чёрная ручка переключателя, и самым нижним из них был просто «Ноль». Ралтон в изумлении уставился на эту штуку. Он знал, что перед ним был записан весь диапазон эфирных колебаний в определённом порядке, от высших до низших, но по какой причине? Что могли делать биологи с этим огромным механизмом в форме шара?
Крик, раздавшийся сзади, заставил его обернуться, крик, в котором слышалась неистовая ярость донёсся из светящейся белым светом двери лабораторного корпуса, находившегося за его спиной. В дверном проёме стоял обладавший массивной фигурой седовласый мужчина, уставившийся на Ралтона, его глаза горели, а лицо исказилось, из освещённой белым светом комнаты за его спиной выдвигались другие фигуры.
Ралтон быстрым шагом направился к ним.
— Доктор Мансон! — воскликнул он, направляясь к этой массивной фигуре, но затем остановился.
Потому что Мансон и остальные с нечленораздельными криками ярости бросились к нему! Он инстинктивно отпрянул назад, услышав, как лидер группы закричал:
— Уберите его подальше от конденсатора!
Затем, прежде чем его ошеломлённое сознание успело осознать, что происходит, люди набросились на него и повалили на землю. Ралтон, всё ещё ничего не понимая, но начав инстинктивно сопротивляться, яростно набросился на них и почувствовал, как один или двое отступили перед его ударами, после чего попытался подняться на ноги. Затем он услышал ещё один властный окрик Мансона; что-то твёрдое обрушилось ему на голову, ослепительный свет пронзил его мозг, и больше он ничего не помнил.