Хозяева жизни

Первое сообщение, которое мир получил о хозяевах жизни и о роке, который они должны были обрушить на него, содержалось в новостной рассылке, распространённой крупными пресс-синдикатами из Нью-Йорка в последнюю неделю мая. В той первой краткой статье говорилось лишь о том, что в течение последних суток пляжи вокруг мегаполиса были закрыты для купающихся из-за густого слоя прозрачно-серого желеобразного вещества, которое оставили на них отступающие приливы. Эта прозрачная слизь, в которой обнаруживались некоторые признаки рудиментарной жизни и слабого движения, была так же нанесена приливами на волноломы и сваи доков вокруг города, а также очутилась в десятке или более мест на побережье Нью-Джерси и Новой Англии. В сообщении говорилось, что эти блестящие отложения, по всей

То первое сообщение, истинное зловещее значение которого мы теперь хорошо понимаем, в то время рассматривалось как всего лишь одно из десятков других сообщений о не слишком интересных происшествиях. Явление, безусловно, было необычным, но едва ли настолько, чтобы заслуживать особого внимания. Об этом свидетельствовало то, что нью-йоркские газеты в тот же вечер уделили этому вопросу совсем немного места, причём большинство из них посвятили ему лишь несколько незаметных строк; хотя одна из них зашла так далеко, что опубликовала фотографию любопытных зевак, собравшихся поглазеть на покрывший дамбу Бэттери блестящий слой вещества, который время от времени медленно шевелился и слегка подрагивал. Однако, за исключением этих случайных прохожих и возмущённых купальщиков, которые оказались отрезанными от своих любимых пляжей, нельзя сказать, что какая-либо часть населения, даже в таких приморских городах, как Нью-Йорк, уделяла какое-либо внимание появлению блестящей серой массы в тот день и вечер. Только на следующее утро, 26-го, в газетах были опубликованы свежие сообщения об этом явлении, когда мир, или, по крайней мере, научный мир, начал осознавать его необычную природу.

Эти сообщения превратили феномен из простого необычного инцидента в нечто вроде незначительной сенсации. Ибо из опубликованных сообщений стало ясно, что отложения блестящей серой слизи были оставлены приливами не только вдоль Атлантического побережья, но и вдоль побережья Тихого океана, и не только вдоль американских берегов, но и на берегах Европы, Азии и Африки, фактически на всех берегах всех морей земли. На окаймлённых джунглями пляжах Филиппин, на холодных серых норвежских берегах, на отлогих песках чилийского побережья и на скалистых утёсах Англии отступающие приливы оставили один и тот же толстый слой желеобразной живой слизи. Как показали утренние сообщения, это явление, какова бы ни была его причина, имело всемирные масштабы, и из-за этого мирового размаха ему было уделено значительно больше места в большинстве утренних газет. Оно казалось достаточно экстраординарным, чтобы привлечь к себе большое внимание. И ещё более экстраординарным его сделала позднее, в тот же день, полемика Барра и МакМастерса по этому поводу, та острая полемика учёных о причинах этого явления, которая пробудила даже у заурядной общественности несколько больший интерес к нему.

Полемика разгорелась с неожиданной быстротой после заявления, сделанного доктором Алмериком Барром рано утром 26-го числа. Именно к доктору Барру, чья репутация среди современных биологов уступала только репутации блестящего доктора Герберта Мансона из Старфордского фонда, обратились озадаченные газетчики, когда в Нью-Йорке впервые появились блестящие отложения. Они принесли ему образцы этого вещества, спрашивая его мнение о нём, и его любопытство было настолько возбуждено, что он предпринял его анализ. По-видимому, это был достаточно интересный анализ, поскольку только на следующий день он опубликовал в ожидающих публикации журналах краткое изложение этого факта. Однако, когда это краткое изложение было опубликовано в дневных выпусках газет, оно оказалось поразительным.

Блестящие отложения, по словам доктора Барра, были ничем иным, как протоплазмой, этим серым желеобразным веществом, которое является первичной жизненной субстанцией, основой всей жизни на Земле. Он объяснил, что сама протоплазма, состоящая из чрезвычайно сложной смеси органических соединений, никогда не поддавалась ни полному ни даже частичному анализу, и эти прозрачные отложения также не могли быть проанализированы, но его исследование без сомнения доказало, что это живая протоплазма, а не мельчайшие организмы, как предполагалось ранее. Появление этих отложений на всех берегах Земли, добавил он, означает, что во всех морях Земли появилось огромное количество протоплазмы, и это можно объяснить только одним способом. Протоплазма, первичная жизненная субстанция, появилась в морях Земли эоны лет назад, её сложные соединения были созданы какой-то силой из элементов морского ила и морской воды. И если эти протоплазменные массы спонтанно образовались из морской стихии эоны лет назад, дав в конечном счёте начало всей земной жизни, то можно только предположить, что подобные огромные протоплазменные массы теперь внезапно снова образовались в земных морях таким же образом, как и в далёком прошлом.

Это первое сообщение доктора Барра, хотя и достаточно озадачившее читающую газеты публику, мало интересующуюся историями об органических и неорганических соединениях, стало сенсацией в научном и особенно в биологическом мире. Было признано, что нью-йоркские биологи правильно классифицировали прозрачные желеобразные отложения как протоплазму, поскольку к тому времени учёные из лабораторий Лондона, Стокгольма и Сиднея независимо друг от друга подтвердили тот факт, что это блестящее серое вещество действительно является основной жизненной субстанцией на Земле. Однако что не было признано и быстро стало центром самой ожесточённой научной полемики, какую только можно припомнить — это его утверждение о том, что огромные массы протоплазмы, которые, по-видимому, появились повсюду в морях, образовались спонтанно из неорганических элементов моря, как и в далёком прошлом. Это утверждение в течение нескольких часов после публикации его заявления стало настоящим центром бури противоречивых научных мнений.

Мнение огромного числа биологов было кратко подытожено в тот же день профессором Теодором МакМастером, главным биологом одного из крупнейших Массачусетских университетов.

— Хотя доктор Барр, несомненно, прав, предполагая, что огромное количество протоплазмы каким-то образом появилось во всех морях Земли, — заявил он, — его теория о том, что эти массы внезапно образовались из неорганических элементов моря, при всём уважении к нему, является безумной. Это правда, что в юности Земли такие огромные массы протоплазмы действительно образовывались подобным образом из элементов морского ила, но мы знаем, что сам по себе процесс их формирования и превращения из неорганической живой материи в органическую требовал эонов лет, настолько медленным он был. Таким образом, гипотеза о том, что этот же грандиозный процесс произошёл во всемирном масштабе в течение одного дня или около того, явно абсурдна. Моя собственная теория заключается в том, что с древних времён на дне моря существовали огромные массы протоплазмы, и что какие-то подземные или подводные катаклизмы выбросили их наверх, чтобы приливы разнесли их по всем берегам Земли.

Следует признать, что эта новая теория нашла гораздо большую поддержку в биологических кругах, чем более радикальная теория доктора Барра, но последний подверг её резкой критике. Он отметил, что присутствие протоплазмы в огромных количествах на морском дне не было обнаружено ни одной из великих океанографических экспедиций прошлого, и глупая гипотеза о подводных катаклизмах вряд ли может быть подтверждена, ведь не было ни малейшего сейсмографического свидетельства того, что такие катаклизмы произошли в океане в последние недели. Доктора Барра поддержали в его критике многие коллеги-биологи, и на следующий день, 27-го, обмен мнениями стал настолько резким, что в него вмешалось одно из крупнейших научных обществ — Всемирная Научная Ассоциация. Она предложила решить вопрос о причинах этого явления к удовлетворению как общественности, так и научных кругов, назначив для его изучения специальный исследовательский комитет, который возглавил бы доктор Герберт Мансон из Фонда Старфорда, самый известный биолог того времени.

Это предложение было приемлемо для всех, поскольку компетентность и научная беспристрастность хладнокровного, серьёзного доктора Мансона не вызывали сомнений. Однако, к своему разочарованию, Всемирная Научная Ассоциация обнаружила, что блестящий биолог отсутствовал в Фонде Старфорда в течение нескольких месяцев. Сообщалось, что он основал лабораторию на острове Конуса, маленьком островке из камня и песка у северного побережья штата Мэн, и занимался там исследованиями с небольшой группой учёных, в которую входил доктор Альберт Лабро, известный биохимик; Харлан Кингсфорд, эксперт по электродинамике Американской Электрической Компании; доктор Герман Краунер, известный немецкий биофизик, чьи исследования биологических эффектов радиоактивных колебаний были предметом многочисленных дискуссий; и доктор Ричард Маллет, подающий надежды молодой цитолог, который также работал в Фонде Старфорда.

Именно от ещё одного молодого учёного Фонда, доктора Эрнеста Ралтона, Ассоциация получила информацию о местонахождении доктора Мансона, и более того, Ралтон предложил слетать на своём самолёте на север к острову и изложить просьбу Ассоциации знаменитому биологу. Это предложение было немедленно принято, поскольку никто не сомневался, что страсть доктора Мансона к экспериментам заставит его занять руководящее место в новом исследовательском комитете. Поэтому ближе к вечеру 27-го офис Всемирной Научной Ассоциации объявил, что Ралтон улетел на своём самолёте на остров и что, после того, как он вернётся с доктором Мансоном, будет окончательно сформирован исследовательский комитет Ассоциации, который приступит к научным изысканиям.