Хозяин Древа сего
Шрифт:
— Денди Дьявол, сэр. Денди обзавелся подружкой.
Парень был молод и невысок. Темные волосы, заостренные мочки ушей, густые брови, упрямо сжатый рот, сейчас искривленный страхом или ненавистью. Был он без шляпы, в потрепанном камзоле и высоких сапогах, над которыми нависали ножны короткой шпаги со стальным эфесом. Подвитые волосы некогда были собраны в хвост а-ля Катогэн, однако локоны распрямились и частично висели сосульками, а пудра превратилась в неопрятную липкую субстанцию. Кюлоты, да и вся прочая одежда, были запятнаны жирной грязью и зеленились от травы.
— Я, сударь, не местный житель, — ответил Орион, мгновенно встраиваясь в модель здешней культуры, — и обычаи ваши для меня странны и невразумительны. Кто такой,
— Сэр, я тоже не из этих мест. Однако слова Дикая охота для меня вполне объясняют то, что ныне я вижу пред собою.
Юноша, несомненно, принадлежал к элите, что чувствовалось по строю речи. Заметно грассировал, так, что Орион даже заподозрил его в континентальном происхождении. Впрочем, сейчас обстоятельство сие было совершенно неважно.
— Неужели перед нами последствия вторжения нечистых духов в мир Божий? — Орион почел за благо недоверчиво хмыкнуть. — Позволю себе усомниться в вашей правоте, юный сэр. Что до меня, я уверен, что представшая нашим глазам ужасная картина вполне может быть объяснена злодейством разбойников, или же неоправданной жестокостью здешних законов, ибо я вижу, что все эти несчастные принадлежат к гонимому племени египетских бродяг.
Парня следовало разговорить, впрочем, сведения и так еле удерживались в нем.
— Вы, сэр, как я погляжу, порядочный вольнодумец.
Юноша, упрямо вскинув подбородок, говорил горячо и возмущенно. Теперь было заметно, что он вовсе не испуган, а разъярен. От волнения речь его становилась все более невнятной, и он все время нервно потирал ладони.
— Возможно, наши законы излишне строги по отношению к джипси, но ни один из них не предписывает столь зверской расправы над женщинами и детьми! Выслушайте же мое повествование, тогда, быть может, вы поверите в то, что силы ада способны покуситься на души и тела детей рода человеческого.
— Сударь, я весь внимание. Но, прошу вас, отойдем куда-нибудь, где не чувствуется этот мерзкий запах, и присядем. Давеча мне довелось проделать немалое путешествие.
Они отошли на дальний конец поляны, заросшей пышным папоротником, и уселись на замшелый поваленный ствол под большим тисом, оплетенном плющом так, что он напоминал уже не дерево, а мохнатую зеленую стену. Юноша вытащил пенковую трубку с янтарным мундштуком и чашечкой в виде срезанного яйца, схваченного когтистой лапой рептилии, набил, долго раскуривал при помощи огнива, наконец, глубоко затянулся и продолжил:
— Отец мой родом с Зеленого острова, а матушка из этих мест. Но сам я появился на свет в столице, где и обитаю, а в это графство приехал получить небольшое наследство, доставшееся от дяди. Уладив дела и продав имение, я отправился в обратный путь, где на дилижансе, где нанимая лошадей. Вчера под вечер я плелся по этим живописным краям на старой кляче, чье место, положа руку на сердце, не иначе как на живодерне. Леса, как видите, здесь глухие, лихие молодцы не редкость, как и в те давние времена, когда под этими кронами бродили веселые йомены Робина из Локсли. Посему одной рукой я держал поводья, а вторую не вынимал из кармана камзола, где у меня лежит заряженный пистолет. Я уже потерял надежду до ночи выйти к какому-нибудь жилью и смирился с насущной необходимостью заночевать в чаще. Однако вскоре мне показалось, что я слышу отдаленную музыку, а потом увидел трепещущие меж деревьев отблески пламени, и направил лошадь туда. Чем ближе, тем отчетливее раздавались музыка и смех. Я уже ободрился, уповая на веселый ночлег, но, подъехав к краю поляны, понял, что наткнулся на джипси. Это был небольшой табор, всего человек пятнадцать, да еще пара ослов с поклажей. Они разложили свой костер у подножья огромного дуба, который, говорят, в старые времена служил местом сбора разбойников. Лагерь их предстал передо мною в весьма живописном виде — блики костра на диких лицах, пестрое тряпье, смуглые женщины, укачивающие плачущих младенцев — все заставляло представить, что я созерцаю одну из картин знаменитого маэстро Сальваторе, которые видел во время путешествия на континент.
Парень несколько раз подряд жадно затянулся, окутавшись клубами ароматного дыма. Казалось, он мучительно подыскивал слова, способные передать весь накопившийся в его душе ужас.
— Однако долго любоваться этой причудливой сценой показалось мне довольно неблагоразумным: все наслышаны о преступных наклонностях этих странных людей. Посему я почел за благо не присоединяться к ним, а тихо отъехал в сторону, молясь, чтобы они меня не заметили. Впрочем, двигаться дальше мне не позволила страшная усталость. Неподалеку от поляны набрел я на чудесный родник в окружении берез, где стреножил лошадь, поужинал сыром и хлебом, и лег прямо на землю. Однако не мог заснуть — ночью стало свежо, земля же оказалась довольно сырой. Вдобавок, из лагеря моих соседей по-прежнему доносились голоса, детский плач и музыка. Наконец, я поднялся, и, прислонившись к березовому стволу, закурил. Вы, сэр, разумеется, осведомлены, что в эти дни луна предстает перед миром во всей своей полноте. Костер на поляне погас, джипси затихли, очевидно, погрузившись в объятия Морфея, а я пребывал в каком-то полузабытье, наблюдая игру призрачного света на листьях, и сонно гадая, что скрывается за ними во тьме. Трубка моя остыла, и я стал понемногу подремывать. Вдруг я услышал, как тревожно всхрапнула лошадь.
Молодой человек замолк, взгляд остановился. Ночное потрясение далось ему тяжко, но держался он мужественно, чем вызывал в Орионе симпатию.
— Этот звук разогнал мои сонные видения, — с трудом продолжал он. — Я заподозрил, что мои соседи-джипси все-таки прознали про мое местопребывание и подбираются, чтобы убить и ограбить. Но я дворянин, и свою жизнь и кошелек намерен был продать как можно дороже. Я обнажил шпагу, достал пистолет, проверил заряд и стал ждать развития событий. Но они, добрый сэр, обрушились на меня столь стремительно, что я до сей поры не могу разобраться в их последовательности!
Его голос стал хрипловатым, наверное, пересохло во рту. Орион извлек из-за пазухи и протянул собеседнику украшенную бирюзой флягу с рисовым вином, которую таскал с собой последнее время — вид посудины и вкус напитка напоминали безмятежное время, проведенное в обители Суня:
— Глотните, достойный юноша, и продолжайте, Бога ради, ваш поразительный рассказ.
— Благодарю вас, сэр, это очень кстати — мои запасы пропали вместе с несчастным животным, на котором я ехал, — он глотнул из фляги, с недоумением взглянул на нее, подумав, глотнул еще. — У вас странный джин, сэр. Это напиток с вашей родины?
— Да, прихватил с собой в дорогу, — заверил Орион, в свою очередь, прикладываясь к бронзовому горлышку. При этом он мимоходом отметил, что собеседник не проявляет любопытства по поводу местонахождения этой самой «родины», но оставил сей факт на потом. Прежде, чем продолжить, парень высыпал пепел из трубки и набил ее снова.
— Сначала я услышал с цыганской поляны нестройный рев ослов, к которому сию минуту прибавились человеческие вопли, — голос его после дегустации напитка времен династии Тан несколько отвердел. — Яркий лунный свет стал еще сильнее и приобрел какой-то зловещий красноватый оттенок. Я услышал бешеное ржание и гул, словно бы подходил эскадрон тяжелой кавалерии, но звуки раздавались не со стороны дороги, а сверху! Джипси кричали так, будто наступал конец света. Моя лошадь захрапела и рванулась в чащу — по всей видимости, я небрежно стреножил ее, и она сумела освободиться. Но я ни минуты не думал, ни о ней, ни о моих безвозвратно уносимых пожитках. Словно некая грозная сила подняла меня и заставила броситься в сторону, где слышались крики. Не помню, как я добежал до поляны, а там глазам моим открылся ад.