Хозяин зеркал
Шрифт:
Они бежали в Долину и поселились в горах. Построили дом. Королева родила сына. А затем, в одно злосчастное утро, муж и сын принесли в ее дом почерневшего от жажды человека.
То, что не смогли сделать ни ненависть, ни страх, ни жажда власти, сделала страсть. Оставаясь обычным смертным, Василиск ни за что не покорил бы госпожу и не справился бы с ее мужем-колдуном. Но у Мести хватило бы на это сил.
Любил ли Родрик свою Королеву после того, как покончил с Кеем? Наверное, любил, потому что прислушался к ее мольбам и оставил сыну
Но это случилось намного позже. А пока история шла своим чередом. У Королевы и Родрика О’Сулливона родилось семеро сыновей. Они взяли в жены дочерей кочевого племени и построили в Долине поселок. Каждая семья вырыла по колодцу, и колодцы наполнились водой. Однако отцовское проклятие перешло к детям. Случилось так, что брат заспорил с братом из-за межи на поле, и дело кончилось убийством. Сын убитого взял оружие и отомстил за смерть отца – ведь в жилах их текла черная отравленная кровь. Так и пошло.
Родрик смотрел в отчаянии, как его сыновья, внуки и правнуки истребляют друг друга, как колодцы вместо живительной воды заполняет кровь. Неизвестно, это ли помогло ему справиться с проклятием, или любовь жены излечила больную душу, но только яд медленно, капля по капле, вышел из тела бывшего Василиска. Буква вновь стала осколком стекла, а человек состарился и умер, но завещал старшему сыну Королевы и черную букву, и свои воспоминания. Только две последние строки знаменитого пророчества никак не мог вспомнить – их стер ветер, вечно перебирающий пески пустыни и строящий из них новые барханы.
Одинокий остался в Долине с матерью. Та тоже не могла видеть, как ее дети истребляют друг друга, и скрыла дом в горах за магической завесой. Зеркало она забросила в самый дальний угол и начала стариться. Медленно – ведь в жилах Королевы текла древняя кровь – и все же неумолимо годы похищали ее красоту. Лицо покрыли морщины, белые волосы стали просто седыми, и лишь глаза сохранили прежнюю ясность.
Прошло много лет. Время в Долине и за ее пределами течет по-разному, и в поселке у Семи Колодцев сменилось несколько поколений. Но старая ненависть не утихала, и потомки О’Сулливона по-прежнему брали в жены дочерей кочевого народа. Браки между враждующими кланами были запрещены.
Однако случилось так, что юноша и девушка из двух враждебных семей полюбили друг друга. Парня звали Родриком, как и его далекого предка. Имя его возлюбленной было Эрин. Они встречались втайне, пока Эрин не поняла, что больше не может прятаться. Она ждала ребенка. Но хуже было другое – колодец их семьи почти опустел. Неизвестно, о чем говорили старший брат Эрин и Родрик, когда встретились на меже, разделяющей их участки. Известно только, что дело закончилось выстрелом старой двустволки и колодец О’Линнов вновь наполнился.
Эрин до самой смерти считала, что Родрик пожертвовал собой, чтобы спасти ее и сына, – иначе вся семья О’Линнов сгинула бы от жажды.
Одинокий, услышав об этой истории, вздрогнул: исполнилась третья строка Пророчества. Он начал собираться. Тяжело было оставить старую мать, но тролль-полукровка решил отправиться в Город. Ему нужно было узнать последние две строки. Василиск пришел из Города. Трое, сменившие Одну, тоже правили в Городе. Оставалось предположить, что и ключ к последним, самым важным строкам отыщется там, в Городе.
Осколок вулканического стекла Одинокий прихватил с собой.
Об остальном Герда знала или догадывалась сама. Как Шауль и Миранда нашли и с помощью демона похитили уцелевшие Зеркала. Как Джейкоб, сын Эрин О’Линн и погибшего Родрика, пришел в Город за Ненавистью. Как он стал Кеем.
– Но взрыв, – прошептала девушка. Она сама не замечала, что мнет и комкает в руках льняную салфетку. – Взрыв был такой сильный… Ты не мог выжить.
– Меня там и не было, – вздохнул Шауль, щуря на Герду выцветшие голубые глаза.
От уголков его глаз разбегались морщинки, и все было почти так же, как в аптеке, – не хватало лишь высокой конторки, книжки и коробки с кислыми леденцами. Только Герда выросла. Выросла и больше не верила никому, в том числе и своему старому учителю.
– Тот человек… Франсуа Бонжу… он пригрозил, что убьет всех вас. Тебя. Миранду. Иенса. Убьет, если я не отдам ему букву. И никто не должен был об этом узнать. Ни единая живая душа. Оставшись в Городе, я мог проболтаться. Рядом со мной стало небезопасно. И я сделал так, чтобы все поверили в мою смерть. Только вот перестарался со взрывом…
Герда усмехнулась:
– Ты бежал, поджав хвост. Путь в Долину ты тоже закрыл, чтобы защитить нас? Или чтобы тебя не нашли, и потому, что тебе не было никакого дела до оставшихся в Городе? Ты просто трус, Шауль. – Еще недавно собственные слова ужаснули бы девушку, но теперь она говорила уверенно и холодно.
Старик вздохнул:
– Да. Конечно же ты права. Я трус. Любил Миранду и так и не решился ей об этом сказать. Видел, что Иенс идет по кривой дорожке, и не остановил его. Я трус, девочка. Становишься трусом, когда отца убивают у тебя на глазах, а тебе каждый день грозит такая же смерть…
Ветер пронесся по саду, стегнув живые цветы колючим снегом. Герде послышался тонкий и острый звон – так звенит воздух в самые лютые морозы. Девушка передернула плечами. Шауль поднял голову и тихо проговорил:
– Думаешь, у тебя есть право меня осуждать? Но ведь и ты сама бежишь от судьбы, Клара О’Сулливон.
Герда нахмурилась:
– О чем ты говоришь?
– Подумай. Ведь пятая строка пророчества – это о тебе…
Но прежде чем девушка успела задать вопрос, по веранде простучали шаги и на садовой дорожке показался Кей. Еще более бледный, чем обычно, он подошел к Шаулю и Герде и резко бросил: