Хозяин женского общежития
Шрифт:
— А как же познание своей родословной?
— Это я могу узнать и без него, — говорю я. — Такая чудесная погода. Может, прогуляемся?
Харви соглашается, и мы неспешным шагом направляемся вдоль низких домов крохотного горнолыжного городка. Улица сияет Рождественскими огнями и гирляндами. Несмотря на позднее время городок не спит. Всюду гуляют парочки и компании. Вдалеке кто-то запускает салют. За низким забором частного дома подвывает одинокая лайка. Одним словом, рай.
— Ты это серьезно на счет того, чтобы пожить со мной в бедности? —
— С чего бы? Я всю жизнь так прожила, — говорю я и кокетливо толкаю его плечом. — Это тебе будет тяжело.
— Да, я просто… — запинается он. Явно нервничает. Опять. Я определенно плохо на него влияю. — Ты, правда, думаешь, что у нас так ничего не получится, и мы разойдемся?
Я молчу. Нет, я так не думаю, но вслух сказать не могу. Как-то все слишком неясно. Его изначальная позиция о том, что жениться он на мне не собирается и вообще ничего серьезного не планирует, слишком сильно давит. Надо бы поднять эту тему, но сейчас так хорошо.
— Давай не будем об этом думать, — предлагаю я. — Такая чудесная ночь. Сейчас мы вместе. Разве есть разница, что будет потом?
Харви пожимает плечами. Глубоко вздыхает и:
— Я просто подумал…
— Что?
— Да нет, ты права. Мы вместе, — он берет меня за руку и сжимает. — Давай насладимся моментом.
После Прогулки мы возвращаемся в отель. Как раз вовремя. В холле собралась вся семья. Изрядно подпивший папа разводит руки в стороны и кланяется.
— Приглашаю всех к себе на вечерний коктейль.
Коктейлей ему явно хватит, но кто я такая, чтобы судить? Сама недавно так наклюкалась на вечеринке на яхте, что даже не могу вспомнить, был ли у нас с Харви той ночью секс и выпила ли я таблетку. Но на утро выпила точно, так что беспокоиться не о чем.
— Пойдем? — спрашивает меня Харви и слегка сжимает руку, в которой уютно устроилась моя рука.
Я устала, но отказывать мне не хочется. Ненадолго можно и заскочить. Все-таки Рождество.
Вшестером мы поднимаемся на последний этаж. Сразу за нами едет официант обслуживания номеров с уже заказанным алкоголем и закусками. Наши номера смежные, но папин куда круче. Он состоит из трех комнат: гостиной, спальни и кабинета.
Мы собираемся в гостиной. Папа (да, как-то я сразу привыкла так к нему обращаться, сама не пойму от чего, но отделаться от ощущения, что я вписалась в семью, не выходит) говорит тост за тостом. Оживленная беседа цветет во всех красках. Время уже идет к утру, а уходить к себе совсем не хочется. Весело всем, кроме Кэндис.
Папа Эйден, окончательно раскиснув от алкоголя, начинает заваливаться на нее в полусне. Харви кидает в его сторону обеспокоенный взгляд. Дани тоже замирает с кошачьей готовностью, но сама же себя тормозит.
— Кэнди, дорогая, отведи папу спать. Мы пойдем, — говорит она и поднимается с места.
— Я могу… — начинает Харви, но сестра и его тормозит.
— У него есть невеста. Теперь
Харви расслабляется в кресле, видно, желая проследить, чтобы Кэндис все сделала, как надо, а на Кэндис лица нет.
— Что! — возмущается она. — Да как вы… я же хрупкая девушка!
Я закатываю глаза. Сдержаться не получается. Эта хрупкая девушка начинала в чирлидинге с нижней позиции в пирамиде. Уж что-что, а поддержать под бочок будущего мужа она сможет. А если вспомнить, с какой скоростью она вскарабкалась наверх…
— Черт с тобой, хрупкая ты моя, — говорю я и залпом осушаю бокал шампанского. Потираю руки и поднимаюсь. Подхожу к Эйдену. — Пойдемте, папа, спать пора.
Харви удивленно вскидывает брови, но ничего не говорит. Он любит мою инициативность и с удовольствием наблюдает за тем, как я осторожно помогаю Эйдену подняться и мелкими шагами, поддерживая его под бок, веду в спальню.
Кэндис сидит, скрестив руки на груди и надув губы.
— Я не обязана… — начинает она.
— Да ну? — обрывает ее Харви. — А ты думала, быть женой — это только тратить его деньги?
Кэндис вспыхивает, как свечка, и начинает гневную тираду на тему «да как ты смеешь, да мои родители…».
— Разорены, — снова перебивает ее Харви, и она замолкает.
Последние фрагменты разговора я слышу уже из спальни. Эйден висит у меня на плече и что-то мямлит себе под нос. Из его слов я могу разобрать только «да как же так» и «моя Мэдди». Грустно вздыхаю, но помочь ничем не могу. Потеря любви оставляет глубокие раны, которые лечатся исключительно только временем. Год — это почти ничто. Понятно, почему он пьет, почему молодится и ведется на происки юной прошмандовки. Но вмешиваться, к сожалению, нельзя. Он должен сам понять, что за женщина рядом с ним, и сам принять ее такой или отказаться от нее.
Я осторожно разворачиваю папу спиной к кровати, чтобы усадить. Думаю, стоит ли его раздеть или нет. И решаю, что не стоит, недостаточно мы для этого знакомы. Будь я женой Харви, я бы, конечно, уложила бы его отца в постель по всем правилам, а так нельзя. Не этично. Я не часть этой семьи.
Вдруг папа Эйден на миг приходит в себя, округляет глаза, глядя на меня и сгребает в охапку.
— Мэдди! Любимая! — хрипло восклицает он и прижимает меня к себе. Всхлипывает пьяными слезами.
Я от неожиданности теряюсь. Неловко глажу его по плечу и приговариваю:
— Тише-тише, ложитесь спать…
В тот же миг он бросает меня на кровать и оказывается сверху. Прижимается ко мне губами. Я вскрикиваю и пытаюсь вырваться, но шестидесятилетний старик оказывается сильнее.
— Как я скучал, — шепчет он и целует меня в плотно сжатые губы.
Я снова пытаюсь вырваться, но мои попытки на удивление жалкие. Старик, оказывается, там под пиджаком тот еще качок и силач.
— Папа! — вдруг слышу я голос Харви, а следом отчаянный визг Кэндис:
— Ах ты дрянь!