Хозяин
Шрифт:
Плюнув на службу, рискуя получить выговор, наш герой долго болтался в коридоре чужого Управления, не выпуская из поля зрения стеклянную приемную начальника. И был вознагражден. Новый вышел и бодренько зашагал куда-то, листая на ходу папку; а следом за ним, как две тени, следовали два здоровенных омоновца.
Хозяин… — на секунду обмер Ковалев. Ноги его вдруг стали ватными. Из головы вымело все заготовленные фразы. Позвал слабым голосом:
— Товарищ полковник!
Хозяин услышал. Остановился, взглянул вопросительно. Милицейская форма смотрелась на Нем потрясающе органично:
Хозяин был прекрасен…
— Я знаю, я виноват, — заговорил Ковалев, сбиваясь. — Но, ей-богу, поверьте… Всей душой! Лишь о вашем благополучии пекусь, день и ночь о вас думаю…
— Не понимаю, — оглянулся начальник на своих омоновцев. Те придвинулись. — Изъясняйтесь внятней, товарищ прапорщик. О чьем благополучии печетесь?
— Так о вашем же! Вот вам крест! — в порыве искренних чувств Ковалев осенил себя крестным знамением.
— Вы верующий? — строго спросил начальник.
— Да, — ответил Ковалев и тут же испугался. Да-то да, но… Какой из него верующий? Как из сумоиста балерина. А Хозяин видит его насквозь — бесполезно казаться лучше, чем ты есть…
— Вера — это хорошо. Возвышает. Помогает смириться с потерями. Что вы, собственно, хотели? Только кратко и конкретно.
— Так ведь… вернулись бы вы. Без вас — и жизнь не жизнь.
— Вернуться?! — недобро сощурился Новый. — Это ваша личная просьба или мнение коллектива?
— Моя! — Ковалев истово ударил себя в грудь. — Моя просьба! Умоляю вас… умоляю…
— Меня поставили на это место, чтобы я выполнял свою работу. И ваша провокационная реплика ничего не изменит. Впредь я попрошу вас, молодой человек, — нет, настоятельно порекомендую, — не подходите ко мне и не беспокойте подобной ахинеей.
Хозяин проследовал дальше, а Ковалев остался, чувствуя себя оплеванным.
«Какой он у нас демократ… — полз из открытых дверей восхищенный шепоток. — Надо же, с простыми прапорами в коридоре разговаривает…»
…Подумаешь — Новый! Подумаешь — Главный!.. Ковалев злился, прокручивая в голове незадавшийся разговор. Будем считать, собеседники друг друга не услышали. Или Хозяин дал понять, что в услугах носителя более не нуждается? От этого предположения тисками сдавливало грудь, и злость отступала…
А ведь Хозяин не случайно заговорил про веру и про смирение! Это был намек. Дескать, иди в монастырь, Ковалев, одна тебе туда дорога, другой не дано, — только там, смирившись со своей бесполостью, обретешь ты покой… Не хочу в монастырь! — он даже вскочил со стула, удивив сослуживцев, сидевших в той же комнате.
Нужна еще попытка. Еще разговор. Но не в Управлении, а где-нибудь в неформальной обстановке. Где именно? Скажем, в церкви, коли уж речь зашла о вере… нет, чепуха. Ковалев никогда в церковь не ходил, так с какой стати Хозяину это делать? Всю жизнь они посещали одни и те же места. Кафе, стадион, бассейн, тренажерный зал, боулинг… Вот оно! — понял Ковалев. Боулинг-клуб. Сколько вечеров они там провели, восхищая публику страйками и заодно цепляя девочек, — не сосчитать. Хозяин не
Тем же вечером наш герой приоделся и засел в боулинг-клубе. Не играл, просто тянул пиво за столиком. Компаньоны из бывшей его лиги подходили, зазывали к дорожкам, — он не соглашался, не то настроение было.
Он очень волновался.
Хозяин явился как раз к турниру. Причем, не один — в сопровождении все той же пары омоновцев, переодетых в штатское. Оформился у центральной стойки, сменил обувь. Вынул из локера, то есть личного шкафчика, собственный шар (!), и сразу — в игровую зону.
Спортивный костюмчик, как и прежде погоны, дьявольски шел Хозяину.
Ковалев сдержал первый порыв (бежать, лететь к Нему!), не повторил прошлой ошибки. Наблюдал, выжидая. Фрэйм за фрэймом Хозяин отрывался от остальных игроков, точно посылая шар фирменным полуроллером. Это был любимый бросок Ковалева — полуроллер. Ковалев смотрел, переполняясь гордостью, узнавая в Хозяине себя, и непроизвольно дергал конечностями, вовлеченный в Его движения. Пятью страйками подряд Хозяин закончил гейм. Вокруг визжали и восторженно хлопали в ладоши. Разгоряченный победитель поклонился с небрежностью, принял в награду от клуба бутылку коньяка (которую тотчас же отдал своим телохранителям) и направился к бару. На губах Его блуждала улыбка.
Ждать далее было ни к чему. Ковалев подошел и пугливо встал чуть поодаль.
— Товарищ полковник, я хотел попросить у вас прощения…
Телохранители грозно сомкнулись. Хозяин обернулся и успокаивающе похлопал их по спинам.
— Ах, опять вы, — молвил он устало. — Сударь мой, я начинаю думать, что вы меня преследуете.
— Видите ли, случилось недоразумение… — начал было Ковалев, приблизившись. Хозяин нетерпеливо перебил его:
— Да, явное недоразумение. И мне казалось, что мы справились с ним еще в прошлую нашу встречу.
Ковалев растерялся.
— Подождите… Ситуация, право, странная. Такой конфуз… вы — сами по себе, я — сам по себе… как это, зачем это?.. — он не нашелся, чем продолжить.
— Послушайте, прапорщик, мое терпение не безгранично. Не сочтите за оскорбление, но вы меня утомляете.
Ковалев вдруг упал на колени.
— Товарищ полковник! Ваше превосходительство! Ведь мы с вами — плоть от плоти! Одно целое, неделимое… Вспомните, как вам было хорошо, как мы вместе…
— Никогда мы не были вместе, — сказал Хозяин надменно. — Что за «делимое — неделимое»? Дроби мне тут выдумываете… И встаньте живо!
— Позвольте мне остаться с вами…
— Встаньте, я кому сказал! Хорошо… Вы что, хотите на меня работать?
— Я хочу служить вам!
— У меня уже есть, кому служить, — Он показал на омоновцев. Те были непроницаемы. — Так что прощайте, милостивый государь. Прощайте.
Подплыла высоченная тощая девица, вплотную приблизилась к миниатюрному начальнику Управления и томно произнесла:
— Твой баггер был великолепен.
— У меня найдется, чем тебя удивить и кроме баггеров, ма шери, — откликнулся тот, обнял девицу за талию и развернулся вместе с нею к бару.