Хозяйка проклятого дома
Шрифт:
Запись начиналась неожиданно, безо всяких предисловий, и я предположила, что дед просто завел новую тетрадь, когда закончилась предыдущая. Почему-то быстро просмотреть дневник показалось мне кощунственным. Я внимательно изучала заметки деда и узнавала его с каждым новым замечанием, идеей, событием. Призрачная фигура в моей памяти оживала. Многое из истории семьи он воспринимал иначе, чем я, и мне было интересно его мнение. С удивлением я узнала, что дед был в курсе всех проблем и дел, творившихся в нашей семье.
«30 мая. Разругался с дочерью. После смерти мужа она стала совершенно невыносима.
Доверить ей управление кампанией? Раньше она неплохо справлялась».
Таков был стиль написания записей — в основном они начинались с утверждения и заканчивались вопросом. Словно дед спрашивал совет у дневника, как у невидимого собеседника. Нередко, следующей записью я находила ответ. Дед был оптимистом — несмотря на то, что в дневнике проскальзывали сообщения о сорванных сделках, семейных проблемах и разногласиях — он был уверен, что все урегулируется со временем. Пару раз я ловила себя на том, что смеюсь его остротам. Воспоминания о моем брате тоже оказались весьма забавны. Но, пожалуй, самой большой неожиданностью стало упоминание обо мне:
«11 июля. Сегодня Шуно стал совершеннолетним, и я рассказал ему о своих планах. Не думаю, что он обрадовался моему требованию стать главой семьи. Но что делать? Мальчик вырос и ему пора принимать на себя ответственность за семью. А мне недолго осталось, и я хочу прожить эти последние недели вдали от фамилии. Им не нужно видеть моей слабости.
Единственное, о чем я жалею — что не увижу, как растет моя внучка. Она любит рисовать — я попросил Шуно дать ей шанс выбрать профессию по желанию, а не требованию. Мы почти не общались, но я надеюсь, она станет хорошим человеком.
Вспомнит ли она обо мне когда-нибудь?».
После этих кратких фраз я несколько минут сидела, не в состоянии читать дальше, машинально поглаживая листы бумаги. В голове не укладывалось. Я всегда считала, что дед меня не замечал, воспринимал как маленькую проблему, и даже подумать не могла, что он наблюдал за мной. Заботился и переживал о моем будущем. Наконец, взяв себя в руки (подумать об этом я успею потом), я добралась до первого упоминания о загадке дома.
«15 июля. Сегодня я встретил старого друга Уильяма Уотсона. Он очень изменился с университетских годов, стал ворчливее и осторожней. Хе-хе, он даже побледнел, когда узнал о моем желании оставить фамилию. Кажется, Уотсон панически боится одиночества. Впрочем, он всегда любил шумные компании.
Вилли рассказал мне странную историю. Незадолго до нашей встречи он навещал племянницу в Розовой Заводи (не забыть посмотреть, где это находится!) и ему приглянулся старинный заброшенный особняк. Однако, не пробыв там и полдня, он стал чувствовать себя опустошенным, мрачная атмосфера дома давила на него, и, несмотря на то, что его сопровождал человек мэра, Уотсон поспешил покинуть негостеприимное место.
После рассказа я посмеялся над его страхом, и предложил побывать там вместе, но друг наотрез отказался. По-моему, этот дом напугал Вилли гораздо больше, чем встреча с разъяренным гризли в походе на втором курсе.
Хм, может, мне стоит туда съездить?»
Я пропустила несколько записей, испещренных цифрами — это были финансовые вычисления, без каких-либо приписок. Дед готовился покинуть семью, и не собирался оставлять детям завал работы. Но после цифр он писал в основном об особняке и о впечатлении о Розовой Заводи и ее жителях.
«23 июля. Закончив все дела по передаче прав Главы, я приехал в Розаводь. Городок небольшой, тихий. Я снял небольшую комнату в центре города. Пока не хочу афишировать желание купить особняк. Думаю, мне стоит узнать больше об этом месте.
Хозяйка гостиницы, где я живу, милая пожилая женщина. Она не верит сплетням, и, узнав мою фамилию, обещала не болтать. Правда, уверен, что журналисты все равно пронюхают, куда я делся».
«30 июля. Дом действительно мрачен. Я приезжаю сюда целую неделю и не могу отделаться от чувства, что за мной наблюдают. Нет, не папарацци — для них есть более лакомые кусочки в Токае. Но стоит мне приблизиться к особняку, как по коже начинают бегать мурашки. Может, Уотсон все-таки был прав?
Но мне терять нечего. Возможно, это будет последняя загадка, с которой я столкнусь в своей жизни?»
Дальше шло довольно много заметок о доме. Они были вырезаны из газет и вклеены на страницы дневника. Я пробежалась по заголовкам: «Призрак у старых качелей», «Кто плачет на заброшенной могиле?», «Неожиданная смерть. Проклятие действует?» — и ряд других не менее жизнеутверждающих названий. Но не в том дело. Сам того не зная, дед дал нам подсказки, где искать ключи. Ведь наверняка дом хранит свои тайны. А чем больше странностей происходит с местом, тем вероятнее оно окажется нужным.
После вырезок, которые я собиралась изучить с особой тщательностью, в обществе Югаты и Кагэ, осталось всего две записи. Я догадывалась почему, и оглянулась на дом. В кухне что-то шипело, но ребят не было видно. Хорошо. Мне бы хотелось побыть в одиночестве.
«10 августа. Очередной приступ. Повезло, что я был в гостях у своего приятеля-часовщика, и он довез меня до больницы. Врач сказал, мне осталось не больше месяца. Но я знаю, что мое время закончится намного быстрее. Быстрее, чем Шо починит часы, которые я отдал ему сегодня.
Когда он подвозил меня, то спросил, зачем я купил проклятый дом. Шо не верит в легенды, но признает, что в них может быть доля правды. Я не знал, как объяснить ему. Но я почувствовал, что моей фамилии он понравится. Пусть это будет прощальный подарок и извинение за все те годы, которые я потратил на работу, а не семью. Завещание оформлено, я попросил адвоката не показывать его раньше, чем Асаяке будет готова.
Захочет ли она жить здесь? Мне кажется, ее душа полюбит это место. Но для этого она должна быть свободна».
«12 августа. Все верно. Внутри дом еще страшнее, чем снаружи. Но почему-то в нем я чувствую себя уютно. Он не пустой, как говорят. Живущая здесь кошка с самого первого дня не отходит от меня ни на шаг. Даже сейчас она лежит на моих коленях и мурлычет. Это приятно. Я так давно не чувствовал обычного тепла. Боль, терзающая меня три года, утихает.
Все дела сделаны. Я слышу, как замедляется ход часов в гостиной. Надо бы их завести.