Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски
Шрифт:
– Решит, что у него алкогольный бред, – пожала плечами Марина, понимая, что на помощь брата особо рассчитывать не приходится. – Пап, ну, связи-то остались у него? Неужели откажется помочь? Как-никак, а жизнью все же мне обязан. Женька не промахнулся бы, я-то знаю.
Отец оперся спиной о столешницу и посмотрел на сидящую напротив дочь. Она изменилась за те три года, что он не видел ее, и дело было даже не в прическе и цвете волос. Она изменилась внутри, стала совсем другой, и Виктор Иванович никак не мог понять, принимает он такую Марину или нет.
Он понимал, чем вызван ее внезапный интерес к брату,
– Мариша… может, мне лучше самому сначала переговорить с Дмитрием, как-то подготовить его к тому, что ты…
– Папа, я не привыкла взваливать что-либо на чужие плечи, – на удивление мягко перебила Коваль. – Грег, пойди, пожалуйста, в большую комнату, я хочу покурить.
Мальчик послушно слез со стула и направился в зал, хотя больше всего ему, конечно, хотелось побыть в кухне и послушать, о чем разговаривают мать и дед. Но спорить и возражать было чревато последствиями, а потому пришлось включить телевизор и найти канал, где показывали мультфильмы.
Проводив сына взглядом, Марина закурила и снова повернулась к отцу:
– Так вот, папа. Я ценю твое желание смягчить мне процесс встречи с братом, но времени на реверансы у меня нет. Значит, я должна действовать в лоб. Он живет… где?
– Год назад снова сошелся с Люсей, – после паузы ответил отец. – Пить стал меньше намного, должность обязывает. Ну, Люсенька его простила, теперь снова вместе живут. Николай совсем не приезжает, женился, ребеночка родили вот недавно… девочку. Маринкой назвал…
Коваль удивленно захлопала ресницами, пораженная таким решением племянника. Надо же, всего три года – а кажется, что целая жизнь прошла.
– Это что же, я, выходит, бабка уже? – улыбнулась она уголком губ, стараясь не заплакать от неожиданно нахлынувших воспоминаний. – Здорово…
– Не расстраивайся, Мариша, все наладится. Если за Евгением ничего нет…
– Да в том-то и дело, что наверняка есть! – перебила Коваль, затягиваясь сигаретой. – Папа, я не обольщаюсь насчет своего Женьки, прекрасно знаю, что он провернул нечто незаконное, если не сказать – уголовно наказуемое, когда вывозил меня в Англию. Ты, по чистой случайности, не в курсе, а? – Она ткнула окурок в пепельницу и уставилась в лицо отца.
Но Виктор Иванович в самом деле не знал, что случилось перед тем, как Евгений объявился здесь с Мариной на носилках и с сопровождающим их доктором. Спрашивать было некогда, да и не сказал бы Хохол ничего…
– Понятно… – Марина вздохнула и откинулась на стену, взяла из корзинки тост и почти машинально откусила кусочек. – Пап, ну, неужели Димка откажется? Я ведь пока не прошу слишком много, мне нужно только получить свидание с Женькой, поговорить с ним хоть пять минут.
– Тогда тебе проще обратиться к Люсе. Она сейчас заместитель начальника пресс-службы ГУИН. С ней тебе будет проще договориться.
– Я почти не знаю ее, не помню, – призналась Марина, глядя на стол, на котором отец расставлял тарелки. – Как я могу обратиться к незнакомому человеку с такой просьбой, папа? Я подданная Великобритании, у меня другое имя и фамилия, у меня даже внешность другая… – Она вцепилась в волосы и застонала. – Если бы не мое тупое упрямство, мы
Отец обнял ее, погладил по вздрагивающим плечам:
– Мариша, успокойся. Мы можем сделать по-другому – я позвоню Люсе и попрошу ее приехать сюда. Думаю, что здесь тебе будет легче разговаривать с ней.
– Не знаю… даже не знаю, папа… Когда же я научусь слышать кого-то, кроме себя? – Марина прижалась лицом к отцовской руке и всхлипнула. – Пап, что же мне теперь делать? Я не могу уехать отсюда без Женьки, просто не могу! Я обязана ему слишком многим…
– На какой срок у тебя виза?
– На месяц. Я ведь планировала съездить домой…
– Это неразумно! – повысил голос отец. – Ты это понимаешь? Ты и так уже сделала большую ошибку, приехав сюда. Не хватало еще…
– Это я решу сама! – отрезала она, вытирая слезы. – Позвони, пожалуйста, Люсе, пусть она приедет, как сможет.
Виктор Иванович уже научился понимать, когда стоит настаивать на продолжении разговора, а когда нужно отступить и замолчать. В том, что дочь не изменит своего решения и в родной город все-таки поедет, сомнений у него не было, однако он решил, что настоит на том, чтобы Егор остался в Москве. Сейчас лучше было перевести разговор в другое русло. Кроме того, старому журналисту очень не хотелось, чтобы Марина узнала, как постыдно повел себя ее племянник, о том, какое интервью он дал местной прессе и телевидению и как полил грязью мертвую, по его мнению, тетку. Как ни старался Николай объяснить свой поступок безвыходным положением, как ни ссылался на угрозы в свой адрес – дед не верил ни единому слову и считал, что он предал Марину.
– Заболтались мы с тобой, Мариша, а ребенок голодный. Пойду позову, ты пока еду раскладывай.
Виктор Иванович ушел, а Марина машинально взяла стоящую рядом тарелку и начала накладывать в нее салат. Отец вернулся, улыбаясь, прикрыл дверь кухни и проговорил негромко:
– Уснул наш герой, умаялся, так на диване и пригрелся. Пусть поспит, я его пледом накрыл. Давай пока поедим, чайку попьем.
Марина без аппетита ковыряла вилкой в салате, никакого желания есть у нее не было, а потому она прекратила попытки и отодвинула тарелку, виновато глянув на отца. Тот покачал головой, но ничего не сказал. Наскоро покончив с импровизированной трапезой, он налил чай и достал из шкафа вазочку с конфетами:
– Эх, Егорка спит и не знает, какие тут сокровища пропадают. Ну, что замерла? Хоть чаю выпей, совсем ведь голодом тоже нельзя!
Марина послушно глотнула чаю, обхватила кружку пальцами и замерла, уставившись в одну точку. Она сидит в теплой кухне, пьет чай… а Женька где-то в Бутырках. Из-за нее, из-за нее…
– Не казнись, дочка, – словно подслушал ее мысли отец, коснувшись рукой ее плеча. – Все образуется, вот увидишь. Если Женя ни в чем не виноват, его непременно отпустят.
– Мы уже говорили об этом. Если бы он не был виноват, его не объявили бы в розыск и не развесили бы его фотографии во всех аэропортах, – устало сказала Марина, поднимая кружку и приникая к ней губами. – В том-то и дело, понимаешь? За ним есть что-то серьезное, а что именно – не знаю даже я. Но узнаю. Мне бы только увидеться с ним хоть на двадцать минут…