Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски
Шрифт:
– Организуй на стол, там ведь Дарья наготовила. То-то я думаю – что это за праздник сегодня у нас – жратвы, как на Пасху? А тут вон что!
Ветка ушла на кухню и через несколько минут вернулась с подносом, полным тарелок с закусками, расставила все на столе и снова села в кресло, взяв сигару. Марина тоже закурила, рассеянно наблюдая за тем, как Бес наливает текилу ей, а себе и Ветке – водку. Отметила и то, что от привычки пить из граненого стакана он так и не избавился, налил по рубчик.
– Ну, бросайте курить, давайте махнем за воскрешение, –
Марина не отреагировала, взяла стаканчик с текилой и насмешливо посмотрела на подругу:
– Ночевать у вас останусь, боюсь, что в город уже не доеду.
– Тебя гонит кто-то, что ли? – удивилась Виола.
– Посмотрим, – уклонилась Коваль. – Ну, пить-то будем или как?
Она уже поняла, что сегодня разговаривать с Гришкой бесполезно, а потому лучше расслабиться и стряхнуть усталость. Напиться и отключить мозг, если это удастся. Ветка напряженно поглядывала в сторону подруги, не понимая, почему та молчит и ни слова не произносит о Хохле, однако спрашивать не решалась.
Бес, отошедший от шока, настроился на благодушный лад, да и пара стаканов водки дала о себе знать. Он оживленно рассказывал о прошедших выборах, о том, с чем ему пришлось столкнуться на посту мэра:
– Ты прикинь, какая тема – воруют вагонами, и никто не сел! – возбужденно говорил он, похрустывая соленым огурцом. – И главное – никто ведь не просит, все идут и несут добровольно! Надо землю – несут бабло, надо в какой-то проект попасть на бюджетные средства – тоже несут! Кругом все повязаны и помазаны.
– А тебе это нравится, я смотрю? – поинтересовалась Марина, поддев ломтик лимона с блюдца.
– Да не то чтобы… Но прикольно, – признался Гришка, снова берясь за бутылку. – Я ж и не знал, что оно так бывает. Все ведь верим, что власть – она честная, что за нас. Да ни фига не за нас – за себя она, только за себя, за свой карман.
– Открыл Америку, – фыркнула Марина.
– А у вас там не так, что ли?
– У нас – нет, – подтвердила она, насыпая соль на тыл кисти и выдавливая несколько капель лимонного сока. – У нас за взятку сажают, лишая всего-всего. И потом фиг ты к государственной службе даже на сто футов приблизишься. Нет, у нас за места держатся… – и осеклась, словно услышав себя со стороны.
«У нас…» Оказывается, что за три года она успела привыкнуть к мысли о том, что ее дом теперь там, в Англии, в Бристоле. И говорит об этом даже сейчас, находясь в родном городе. Как будто вычеркнула из своей жизни годы, проведенные здесь.
Ветка тоже поняла, о чем сейчас думает ее подруга, а потому пересела на подлокотник ее кресла, обняла за плечи:
– Не надо… Твой дом и здесь тоже, мы тебе всегда рады. Если надумаешь переехать обратно – всегда есть, у кого остановиться. Да и коттедж мастифовский Колька не продал, ремонт сделал, содержит его в полном порядке.
– Это хорошо, – отозвалась Марина, отправляя
– Тебя здесь никто не тронет, покуда я у власти и «при власти», – вмешался Бес. – Черных больше нет, а те, что есть, чихнуть боятся. Постарался твой отморозок Жека на славу – до сих пор легенды ходят.
«А вот это уже теплее! – насторожилась Марина. – Думаю, что мне и не придется ничего вызнавать специально – еще пара стаканов, и Гришка выложит сам».
Ее мобильный зажужжал на столе, и Коваль, дотянувшись, посмотрела на дисплей. Номер оказался незнакомым. Подумав, отвечать или не отвечать, она все же сказала «алло». Это оказался Лаврентий Шалвович.
– Мэриэнн, простите за поздний звонок, у вас там вечер уже.
– Ничего-ничего, все в порядке. У вас что-то срочное?
– Да, секундочку. – В трубке что-то щелкнуло, а потом раздался голос Женьки:
– Котенок, привет, мое счастье!
Марина едва не заорала во весь голос, но сдержалась, встала и вышла на кухню:
– Женечка, родной мой, как ты там?
– У меня все в порядке, не переживай. Ты мне вот что скажи – за каким хреном ты поперлась туда? Меня спасать? Не надо, я сказал тебе это еще на свидании.
– Молчать! – рявкнула Коваль. – Это не тебе решать, понял? Будет так, как я скажу! И ты будешь делать то, что скажу я! Так всегда было, и так будет, уясни это!
– Не ори! – взвился Хохол. – Опять башку свою дырявую подставляешь?!
– Я же сказала – молчать! Я не могу сидеть и смотреть, как ты хоронишь себя в тюрьме из-за меня!
– Мэриэнн, – совсем другим тоном проговорил вдруг Женька, и Коваль сбилась. – Я прошу тебя, родная, девочка моя, – прекрати. Прекрати, если ты меня хоть чуть-чуть любишь. Я не хочу, чтобы ты знала подробности, ты возненавидишь меня. Я не хочу… А так, если ты успокоишься, я тоже буду спокоен, отсижу, сколько дадут…
– Да заткнись ты! – взмолилась Марина, чувствуя, что по щекам потекли слезы. – Я буду любить тебя, даже если узнаю, что ты самый кровавый маньяк из ныне живущих…
– Зато я не смогу делать вид, что все по-прежнему.
– Ты скрывал от меня три года – и жил спокойно.
– Да – только поэтому. Если бы рассказал, не смог бы.
– Женя… Женя, я умоляю тебя – не делай мне больно. У меня нет больше никого, только ты. Так, и почему ты хочешь лишить меня этого? За что?
– Не плачь… – хрипло попросил Хохол, не выносивший ее слез. – Я очень тебя прошу…
– Да, не буду… но поклянись, что не станешь сопротивляться, сделаешь все, что я попрошу.
В трубке послышался прерывистый вздох. Марина молча ждала – знала, что себялюбивому Хохлу очень трудно освоиться с мыслью о том, что придется снова подчиниться. Но противостоять ей он никогда не мог.