Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски
Шрифт:
Рубашки не было, а потому пришлось лечь под одеяло без всего. Прохладное атласное белье неприятно коснулось кожи, Марина вздрогнула и поежилась. Она не стала включать небольшую лампу в форме шара на тумбочке у кровати, лежала в темноте и прислушивалась к звукам, доносящимся из приоткрытого окна. Поселок жил ночной жизнью – перегавкивались собаки, где-то играла музыка, иногда проезжали машины. Слышно было, как переговариваются по рации Гришкины охранники во дворе. А где-то рядом был ее коттедж, ее дом, в котором она жила
Дверь чуть скрипнула, и на пороге появилась Ветка в голубом пеньюаре, скользнула на постель рядом с Мариной, прилегла на подушку, повернувшись на бок, и зашептала:
– Я знаю, что нужно сделать… знаю, потому что увидела это. Маринка, нужно объявить его мертвым. Понимаешь? Нужно подкупить врача в тюрьме, найти труп, похожий по комплекции… Нужно много денег, очень много, но, думаю, с этим у тебя нет проблем. У Гришки есть люди в Москве, я немного поработаю с ним ночью, и он будет думать, что сам предложил тебе. Ты не отказывайся, принимай его помощь, потому что все будет так, как я говорю. Хохла объявят погибшим в драке, труп выдадут тебе, ты похоронишь его – и уезжайте.
– Вета, Вета, погоди! – взмолилась Коваль, садясь и зажимая рот подруги ладонью. – Не так быстро, ладно? Я плохо соображаю, сильно пьяная… может, обсудим это завтра?
– Нет! Мне нужно, чтобы ты решила сейчас! – настаивала Виола, оттолкнув подругу. – Понимаешь – сегодня, сейчас, иначе момент уйдет! Пока Бес пьян, я могу внушить ему все, что надо, понимаешь? И завтра он будет искренне считать, что сам так решил…
– И часто ты такое проворачиваешь? – стараясь унять вдруг появившуюся откуда-то нервную дрожь, спросила Марина.
– Не очень. Но когда мне нужно – всегда пользуюсь. Я и Алешку ему так внушила… – прошептала Виола, округлив глаза. – Он ведь не хотел, все лечиться меня уговаривал… а я ведь знала, что не будет у меня детей, помнишь, как я в аварию попала, беременная? Ну, вот я ему и нашептала все, что нужно… И сегодня, едва ты заговорила о Хохле… ведь это с ним ты по телефону на кухне разговаривала?
– Да, с ним. Адвокат его уговорил, – вздохнула Коваль. – Он ведь мне на свидании сказал – больше не приходи, не выйду, сяду в карцер.
При воспоминании о том, что она пережила на том свидании, глаза Марины наполнились слезами. Женька обидел ее сильно, ударил по самолюбию. И несмотря на это она продолжала желать его освобождения, хотела видеть рядом. Хохол был единственным родным человеком, не бросившим ее, спасшим, сумевшим уберечь от множества проблем. Она считала его своим мужем, пусть и отказывалась официально оформить отношения.
– Ты плачешь? – спросила Ветка, заметив заблестевшие глаза подруги. – Не надо, девочка моя… Ты вытащишь его, и он снова будет твой. Верь мне – я никогда не ошибаюсь…
Ее голос действовал успокаивающе, расслаблял и убаюкивал, руки совершали какие-то медленные,
– Женя… – простонала Коваль, потрясенная этим видением. – Женечка, родной мой…
– Господи, что ж ты такая податливая-то стала, – пробормотала Ветка, убирая руку от ее лица. – Так и с ума сойти недолго… Все, просыпайся! – она резко хлопнула в ладоши, и Марина очнулась:
– Что это было? – спросила, растирая пальцами виски, невыносимо заболела голова.
– Ну, ты даешь! Точно, после комы с головой у тебя что-то… Хотела тебе дать пообщаться, а ты поплыла, – призналась Ветка. – Гипноз, слышала?
– Больше не смей так играть со мной! – резким броском схватив подругу за руку и вывернув ее, зашипела Коваль.
Ветка взвизгнула:
– Больно! Пусти, Маринка! – Когда та отпустила, рявкнула шепотом: – Дура! Чуть из сустава не вывихнула! Откуда прыти столько?
– Не разучилась еще! – отпарировала Марина. – Никогда не смей лезть мне в башку, поняла? Прекрасно ведь знаешь – со мной так нельзя!
– Ну, прости – хотела, как лучше… Хоть лицо успела увидеть?
Марина молча кивнула. Ветка обняла ее, прижалась лицом к влажным после душа волосам и покаянно прошептала:
– Прости меня…
– Больно было?
– Нет, я испугалась сильнее… Ты подумай, Маринка, над тем, что я сказала, хорошо? Ведь это шанс, понимаешь? Он будет с тобой, будет свободен.
– Ветка, это какая-то сложная комбинация… Ну, ладно – труп можно найти, если задаться целью. Но ты вспомни, дорогая – на моем Хохле татуировок и шрамов больше, чем нормальной кожи. Причем наколки все со значением, такие не каждому положены. – Марина высвободилась из Веткиных объятий и обняла колени руками. – Как с этим-то быть?
– Ты можешь по памяти сказать, что и где у него наколото? Ведь можешь наверняка – не сомневаюсь, что его тело ты знаешь, как свое, если не лучше, – ухмыльнулась подруга.
Марина задумалась. В принципе, можно попросить адвоката сделать снимки, но удастся ли ему это так, чтобы не привлечь внимания? Большинство татуировок Хохла она, безусловно, помнила, но их было слишком много… Прикрыв глаза, она стала воскрешать в памяти картинки, нанесенные на грудь, руки и бедра Женьки. Рисунки путались, путались те места, куда они были нанесены, и Марина оставила эту затею, решив, что об этом будет думать завтра, на трезвую голову.
Утро оказалось недобрым – похмелье и последствия гипнотического транса сделали пробуждение неприятным. Марина лежала в постели и пыталась заставить себя встать, но организм не согласился. Слабость во всем теле и головная боль, разламывающая виски, довели Коваль до бешенства, однако легче от этого не становилось.