Храм фараона
Шрифт:
Пиай притворился, что очень обрадован, однако на сердце у него была печаль, и печень у него болела. Ему показалось, что фанфары объявили его собственный смертный приговор. Но даже если сейчас наступит конец, он все-таки достиг большего, чем было возможно для человека его происхождения. Скульптор и архитектор царя, главный надсмотрщик над всеми строительными работами в царстве, Единственный друг фараона, обладающий имениями, осыпанный подарками, и любовник дочери Солнца Мерит. Разве это ничего не значило?
Пиай надел церемониальный парик, украшения, велел обрызгать себя
Фараон появился на своей роскошной ладье, украшенной золотом, драгоценными камнями, слоновой костью, однако ее сопровождали только две другие ладьи. Должно быть, визит его будет не слишком долгим.
Перед глазами рабочих и надсмотрщиков Мерит церемониально и торжественно приветствовала своих родителей, все пали ниц, коснувшись головами песка, когда Благой Бог с Нефертари и Мерит под балдахином направились ко дворцу.
На вечер был запланирован торжественный ужин, на который были приглашены руководители строительства со скульпторами и художниками.
В то время как Нефертари и Мерит одевались и красились при помощи прислужниц, царица спросила:
— Есть что-то особенное, о чем ты хотела бы мне сообщить, Мерит? Мы были очень удивлены, когда не встретили тебя в Фивах.
— Во мне просто взыграло любопытство, и я захотела посмотреть твой храм, — ответила Мерит совсем непринужденно, но мать почувствовала, что она о чем-то умалчивает. Движением руки Нефертари отослала служанок.
— Я выносила тебя в своем теле, я видела, как ты выросла, я знаю твои плохие и хорошие стороны. Ты гордая девушка, и, насколько я знаю, ты никогда не обманывала меня, но сейчас мне кажется, что ты о чем-то умалчиваешь.
— О чем-то умалчивать, дорогая мама, — это еще не то же самое, что лгать. Я твоя дочь, но я больше не ребенок.
Нефертари горько улыбнулась:
— Конечно, конечно, в твоем возрасте я уже родила фараону дочь — тебя, и сына. Время от времени я спрашиваю себя, для кого ты хранишь свою девственность. Твой высокочтимый отец никогда не подталкивал тебя к браку и не навязывал тебе супруга, потому что он любит тебя. Ты живешь против воли богов, Мерит! Никто из них не живет один: Пта с Сехмет, Озирис с Изидой, Амон с Мут, и даже мрачный Сет женат на Нефтиде. Почему ты сопротивляешься мировому порядку? Таким образом ты грешишь против Маат и огорчаешь своих родителей. Или же есть мужчина, о котором мы ничего не знаем?
Что должна была ответить на это Мерит? Она не могла выдать своего возлюбленного, и лгать она тоже не могла. Оставалось только молчать. Нефертари не спросила ни о чем больше, но ее беспокойство усилилось.
В первый раз в своей жизни фараон также скрывал что-то от своей супруги, он ничего не рассказал ей о своем разговоре с Тотмесом. Фараон сделал это из любви, потому что не хотел волновать жену до разговора с Мерит. Однако теперь он откладывал объяснение с дочерью. Он, который никогда не был нерешительным, сейчас медлил и медлил.
После праздничного ужина у него состоялся короткий разговор с Пиайем, который доложил о ходе работы в обоих храмах и порадовал царя новостью, что Малый храм уже почти готов.
— Мы посетим его завтра вместе, мой друг.
Пиай поклонился и услышал, как царь тихо добавил:
— А там поглядим.
По дороге домой он постоянно вспоминал эти слова. Что имел в виду Богоподобный? Было ли это каким-либо знаком милости или наоборот?
Во время всего ужина Мерит не выказала ни единого знака неуверенности. Она обращалась к Пиайю свысока, как и было должно обращаться со слугой Благого Бога. Только фараон, так ему казалось, иногда поглядывал на мастера с выражением мрачного любопытства, но взгляды эти были очень быстрыми, и скульптор вполне мог ошибаться.
Хотя Пиай опустошил кувшин вина, чтобы запить свои заботы, он лишь с трудом забылся беспокойным сном.
Ему казалось, что он бродит внутри Большого храма и в первом зале громадные скульптуры Благого Бога в образе Озириса угрожающе смотрят на него. Внезапно они все одновременно начали громко говорить. Глухой, вызывавший дрожь хор голосов укорял:
— Горе тебе, Пиай, когда Анубис будет взвешивать твое сердце и найдет его легче пера Маат! Ты обесчестил мою дочь. Анубис столкнет тебя в вечный огонь, где тебя ждут кровожадные демоны, которые вырвут из твоего тела сердце, печень, легкие и кишки. Они будут рвать их снова и снова! Наказание твое продлится вечно, и вечно будет гореть огонь, не разрушая твое переполненное грехами тело.
Потом статуи сошли со своих мест и заковыляли на своих ногах, перевязанных бинтами, к Пиайю, который с криком, весь в поту, проснулся. Он встал, разбудил слугу и велел облить себя парой кувшинов воды.
Другой сон начался дружелюбно, вселяя надежду. Пиай посещал храм в Пер-Басте и вместе с Мерит молился богине любви с головой кошки. Потом он обнял свою любимую и повел ее на лодку. Они спустились под палубу, чтобы в кругу других паломников принести любовную жертву Баст. Однако не было слышно ни шороха, и Пиай удивлялся этому, потому что он однажды уже переживал подобное и помнил громкие стоны, вскрики и возню. Они наклонились и вошли в помещение, наполненное зеленоватым светом. Со странной отсутствующей улыбкой Мерит указала на пол и сказала:
— Посмотри, любимый, они все мертвы.
На полу лежали останки людей; некоторые прижимали костлявую руку к груди или животу другого скелета, застыв в вечной кошмарной ласке. Пиай бросился бежать, а Мерит внезапно исчезла. Он хотел выскочить на палубу, но это больше был не корабль. Пиай рухнул в затягивавшее его болото и проснулся.
В это утро большая, обычно оживленная стройка пустовала. Рамзес подарил рабочим три дня отдыха, не сокращая их жалованье, поэтому все хвалили щедрость Благого Бога. Царь хотел осмотреть храм без помех и в полном спокойствии. Вместе с Нефертари, Мерит и Пиайем он стоял перед наполовину готовым фасадом Малого храма.