Храм Фортуны
Шрифт:
В палатку шагнул все тот же дежурный центурион.
— Командир! — крикнул он в тревоге. — Донесение из Бонны. Варвары перешли Рейн. Их там целое племя, а ведет бандитов сам Арминий!
— Ну, вот видишь, — отрешенно сказал Германик и тут же оживился.
Действительно, сейчас для него существовала только проблема безопасности границы на западе, она вытеснила из головы все остальное, даже Постума.
— Я выезжаю через час, — сказал он центуриону. — Чтобы все было готово. Со мной пойдут три когорты Тринадцатого легиона — надо привести подкрепление. Слушай внимательно. Я приказываю...
Сабин и Кассий молча слушали, как Германик отдает распоряжения, полностью захваченный очередной опасностью. Ему явно было уже не до Рима.
Когда центурион вышел, Германик развернул на столе карту и начал водить по ней пальцем.
Кассий Херея наклонился к уху Сабина.
— Видишь, какой он? — шепнул трибун. — Ты уж меня прости, но, кажется, в столице меня не очень-то ждут. Я остаюсь здесь. Это моя жизнь, и будь проклят тот день, когда я влез в политические игры.
Сабин внимательно посмотрел на него.
— Что ж, — сказал он, — твое право выбирать свою дорогу. А я возвращаюсь.
— А может, тоже останешься? — с надеждой спросил Кассий. — Будешь служить в моем легионе. Мы с тобой славно повоюем.
— Нет, — покачал головой Сабин. — Не могу. Ты, я вижу, совсем забыл еще об одном.
— О чем? — удивленно спросил Кассий.
Сабин не ответил и шагнул к Германику.
— Прости, что отвлекаю тебя, командир, — сказал он. — Но я бы хотел закончить наш разговор.
Германик недовольно повернулся к нему.
— Говори, — бросил он нетерпеливо.
— Как быть с завещанием Августа? — спросил Сабин. — Разве ты забыл о нем?
— Нет, не забыл, — резко ответил Германик. — Но пока ничего не могу сделать.
— У меня есть одно предложение, — продолжал трибун. — Напиши письмо в сенат, письмо, которое я мог бы там зачитать от твоего имени... или нет, лучше, адресуй это письмо Гнею Сентию Сатурнину, он сможет успешнее справиться с этой ролью. Поручи ему огласить на заседании завещание Божественного Августа...
— А что это даст? — перебил его Кассий. — Ведь сейчас, после смерти Постума, именно Тиберий является законным наследником.
— Многое даст, — ответил Сабин. — Пусть все узнают о преступлениях Ливии и Тиберия. Тогда и сенат, и народ поднимутся против них и сметут изменников в Тибр. Справедливость восторжествует, Агриппа и все другие, безвинно убитые, будут отомщены.
А потом достойный Германик вернется в Рим — когда уже расправится с варварами — и примет верховную власть. Я думаю, Август одобрил бы такой план.
Германик думал несколько секунд.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я напишу такое письмо и ты отвезешь его в столицу. Пусть завещание будет оглашено, а Постума хотя бы похоронят с почестями.
Он снова задумался, а потом с горечью махнул рукой.
— А я не могу ехать, — произнес он. — Ведь здесь я служу даже не цезарю, а всему римскому народу. И не имею права не оправдать его доверия.
— Ну, прощай, — сказал Кассий Херея, обнимая Сабина. — Желаю тебе удачи. Пусть хранит тебя Фортуна.
— Спасибо, — тихо ответил Сабин. — И тебе того же, Надеюсь, мы еще увидимся.
— И я надеюсь.
Они крепко обнялись, Сабин вскочил на лошадь.
Кассий Херея махнул рукой Корниксу, который уже восседал на своем муле.
— Будь здоров, доблестный воин, — сказал он. — Береги своего хозяина.
— Пусть бога его берегут, — буркнул галл. — А мне все это уже до смерти надоело.
— Корникс собрался вернуться в родные места, — пояснил Сабин. — Что ж, это его дело. Хотя мне будет недоставать столь прославленного бойца.
Все трое расхохотались.
— Удачи, трибун, — повторил Кассий. — Буду ждать вестей из Рима. Когда мы вернемся из похода за Рейн, в столице не должно уже быть ни Ливии, ни Тиберия.
— Ни Сеяна, — добавил Сабин. — Ладно, постараюсь. Фортуна должна мне помочь.
— Ну-ну, — с сомнением покачал головой Корникс. — Что-то, судя по всему, не очень-то она нас любит.
— А мы заставим, — улыбнулся Сабин. — Она, ведь, что ни говори, женщина, а?
Глава XX
Последняя победа
На следующий день после разгрома попытки мятежа в Риме было спокойно. Правда, город полнился слухами, но ничего конкретного о ночных событиях никто не знал.
Опасаясь волнений и демонстраций, Ливия приказала вывести на улицы усиленные наряды вигилов и городских стражников. Преторианцы оставались на своих квартирах, но были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Однако меры предосторожности оказались напрасными — никто не пытался выступить в поддержку побежденного и схваченного Агриппы Постума; все чаще люди стали поговаривать, что никакой это был не внук Августа, а самый обыкновенный беглый раб-авантюрист, который собирался использовать поднятую им смуту в своих корыстных целях.
Многочисленные агенты Ливии, рассеянные по городу, старательно подогревали эти слухи.
В небольшом кабачке в Аполлинском квартале посетители, сидя за грубыми столами из неоструганных досок и прихлебывая вино из глиняных кубков, оживленно переговаривались.
На устах у всех были ночные события, но мало кто мог сказать что-то по существу, больше было догадок и предположений.
— Я тебе говорю — это был Постум. Ему удалось бежать, и скоро он снова поднимет бучу, — убеждал собеседника небритый гончар из Субуры.