Храм Фортуны
Шрифт:
— А вы никогда не играли в кости с Августом? — спросил Вителлий. — Мне как-то довелось. Вот уж кому везет. Он даже специально старался проиграть, чтобы гости на него не обижались, но только загреб еще больше денег. Брат Германика, Клавдий, даже сделал на этом основании вывод, что чем больше человек хочет выиграть, тем больше проиграет.
— Ну, известно, что у Клавдия не все дома, — пренебрежительно заметил Домиций. — Вот вам парадокс природы — один отец и двое таких разных сыновей.
— Ой, друзья, оставим лучше эти разговоры, — вмешался Руф, который уже открыл свой заветный ящичек и выставил на стол стаканчик с кубиками для игры. — Займемся чем-нибудь более интересным и увлекательным.
— Ты прав, — ответил Агенобарб, — поднимаясь на ноги. — Прошу извинить, я выйду на минутку. Забыл отдать кое-какие распоряжения моим слугам, а эти бездельники сами ведь не пошевелятся,
Он откинул полог и вышел на воздух. Руф и Вителлий, тем временем, взяли свои кубки и сделали по нескольку глотков...
Домиций действительно вернулся быстро, и они уселись играть. Лицо Агенобарба было задумчивым, но тем не менее он не отвлекался от партии.
Первый круг прошел без особых достижений для кого бы то ни было. Потом удача улыбнулась Руфу.
— Венера! — торжествующе крикнул он.
Легат выбросил на четырех кубиках все разные цифры: один, два, три, четыре.
Самый лучший результат.
— Настоящий Август, — буркнул Вителлий, выкладывая деньги на стол.
— Ничего, «собака» тебе тоже придет, — заметил Агенобарб, яростно теребя свою бороду.
— Посмотрим, посмотрим, — радостно улыбнулся Сульпиций Руф и взял стаканчик с костями. — Ну, еще сыграем, или вы уже выдохлись?
Партнеры с азартом принялись по очереди трясти стаканчик и выбрасывать на стол кости. Руфу действительно выпала «собака» — самый низший расклад, и пришлось расстаться с деньгами. Вителлий довольно улыбался.
Они играли так где-то с полчаса. Больше всех везло Агенобарбу, и рядом с ним росла горка монет. Вителлий злился, горячился и — в соответствии с теорией охаянного ими Клавдия — все больше проигрывал. Руф в основном оставался при своих. Чувство азарта было ему неизвестно, и он сохранял хладнокровие и выдержку.
Стучали кости, звенели кубки с вином, улыбались или хмурились игроки — в зависимости от результата очередного броска, из рук в руки переходили деньги. Офицеры Рейнской армии предавались заслуженному отдыху.
Снаружи палатки мерно сменялся караул, чуть полязгивало оружие и доспехи легионеров. Постовые бдительно всматривались в ночь, готовые встретить врага.
Глава XVI
Провокация
Закутанная в темный плащ фигура бесшумно двигалась по берегу Рейна. Человек шел, соблюдая максимальную осторожность, неслышимый и невидимый.
Ему удалось незамеченным прокрасться мимо постов, однажды пришлось броситься ничком на землю, пропуская конный разъезд. Он, правда, знал пароль, но предпочитал не попадаться на глаза караульным. Так приказал ему хозяин.
Человека звали Каллон, он был египтянином и вольноотпущенником Гнея Домиция Агенобарба.
Наконец он добрался до нужного места, по пологому склону спустился к самой воде, отыскал в кустах легкую лодку, предварительно им же спрятанную там, и столкнул ее в Рейн. Потом сам забрался в суденышко.
Каллон подобрал со дна лодки весло и стал осторожно грести, стараясь не плескать. Ночь была темной, ветер завывал, гоняя по поверхности воды пенистые волны, поэтому он не боялся, что стража его заметит или услышит. Ведь хозяин сам расставлял здесь посты сегодня вечером и позаботился о том, чтобы это место охранялось не так уж тщательно.
Через некоторое время Каллон увидел черный контур противоположного берега и вскоре почувствовал, как нос лодки уперся в твердую землю. Он осторожно выбрался на сушу, воткнул в берег припасенный деревянный колышек, привязал к нему лодку и взобрался по склону.
Он знал, куда нужно идти, — не в первый раз египтянин проделывал этот путь по приказу хозяина.
Вот перед ним выросли высокие могучие деревья, лениво покачивавшиеся на ветру. Каллон смело вошел в лес и по известной ему тропинке двинулся вглубь чащи.
Пройдя два стадия, он стал оглядываться по сторонам, опасливо втягивая голову в плечи, и чуть не подпрыгнул, когда перед ним вдруг выросла огромная фигура, казавшаяся скорее не человеком, а каким-то мифическим существом.
— Кто здесь? — хрипло спросила фигура на диалекте херусков, германского племени, населявшего эти места.
Каллон немного знал язык варваров — последнее время он старательно учил незнакомые слова, понимая, что от этого может зависеть его жизнь.
— Я иду к вождю, — ответил египтянин. — Он ждет меня. Вот, посмотри.
Он протянул часовому массивный золотой браслет, испещренный магическими знаками и символами, — священную вещь для каждого германца.
Тот осмотрел браслет и отступил в сторону.
— Иди по тропинке.
Каллон двинулся дальше.
Вскоре его глаза различили слабый свет, а затем он вышел на небольшую полянку, где вокруг еле тлеющего костра сидело два десятка воинов.
Некоторые из них были в римских доспехах, некоторые — в кожаных нагрудниках, остальные — просто в звериных шкурах. В руках они крепко сжимали все образцы страшного оружия варваров — топоры, палицы с шипами, длинные широкие мечи и тяжелые германские копья — фрамеи.
Римское оружие херуски считали недостойным мужчин — слишком короткие, словно игрушечные мечи, легкие хрупкие пиллумы. И хотя после разгрома армии Вара у них были достаточные запасы трофейного оружия, варвары крайне редко пользовались снаряжением своих врагов. Лишь одного они не могли понять — как же такими финтифлюшками эти проклятые римляне ухитрились покорить половину мира?
Каллон подошел ближе к костру и остановился. Германцы молча подняли волосатые головы и уставились на него. Один из воинов — в доспехах римского трибуна, но с тяжелым мечом у пояса и в шлеме с турьими рогами на голове — сделал знак рукой.