Храм
Шрифт:
Куда бы ни пошел Свист, он всюду слышал, как люди обсуждают смерть Скальника. Кто-то шептался по темным углам, другие напротив, говорили громко и уверенно. Но все в один голос костерили покойного, награждая его эпитетами один хуже другого. Охотник пытался уйти подальше, не желая слышать того, как его соплеменники радуются смерти одного из них, но одиночество угнетало его еще больше, и тогда он снова возвращался. Вот так и бродил неприкаянный по галереям и лестницам, пока не вышел в освещенную Жаровней трапезную.
Справа от входа, в дальнем углу сидел Шип, опершись локтями о столешницу, и меланхолично разглядывал почти пустую столовую. Поодаль, незнакомая Свисту женщина громыхала черпаком в большой кастрюле, подчищая остатки завтрака. Женщина поставила перед Шипом полную супа миску, накрытую большим куском темного хлеба, глянула искоса и поспешила вернуться к своим делам.
— Привет! Ты чего тут один?
Свист хлопнул Шипа по плечу, и тот вздрогнул от прикосновения.
— Привет, — он уставился на Свиста, не зная, что ему сказать.
— Как твои успехи? Многих новеньких привел?
Свист уселся на скамью, рядом с обедавшим охотником.
— В этот раз только один, но… Свист, а ты не боишься так запросто со мной разговаривать? – выпалил Шип.
— Чего? – брови бывшего десятника поползли на лоб. – С какого демона бы мне тебя бояться?
— Ну, — замялся Шип, озираясь. – Другие боятся.
Свист вопросительно поглядел на собеседника – не понимаю мол, объясни.
— Я один хожу по лесу, новичков по норам ищу. Пастырь Ведун сказал, что у меня редкий дар – я невосприимчив к порче, и она никак на меня не влияет. Но другие, — он глянул на женщину, возившуюся с мисками и поварешками, — другие боятся, думают, что от меня скверна может на них перекинуться. Один раз чуть не побили, когда я на ужин заявился, пришлось есть у себя на койке.
— Чушь какая, — покачал головой Свист.
— И ничего не чушь! – Шип уронил ложку в суп, забрызгав столешницу, — я бы на их месте тоже так поступал бы… просто очень обидно, что я не на их месте. Даже поговорить не с кем.
— Если вдруг захочется перекинуться парой слов — приходи, я скверны не боюсь, — он встал. – Бывай, Шип, удачи тебе.
Тот ничего не ответил, только устало мотнул головой и снова наклонился над своей тарелкой. Свист, снова оказавшийся наедине со своими мыслями и накатывающей тоской, готов был вновь пуститься в бесцельное блуждание по Рассветному Храму, но прямо у выхода его поджидал бледный как смерть Светляк.
Паладин кашлянул в кулак, опасливо огляделся. Когда он заговорил, голос его дрогнул.
— Прости меня, — Светляк избегал смотреть охотнику в глаза.
— За что?
— Я не смог уберечь Скальника от смерти, хотя видит Свет, должен был.
Свист пожал плечами, но видя, что паладин не на шутку удручен все же, сказал:
— Ты сделал все, что мог, твоей вины в случившемся нет, — а потом добавил. — Спасибо тебе, Змеерез.
— За что? – на этот раз удивляться пришлось ему.
Свист замялся, подыскивая слова.
— Ты облегчил страдания Скальника.
Паладин ничего не ответил, только отвернулся.
— Я не это хотел тебе сказать, — он еще раз огляделся, — послезавтра я дежурю в сторожке всю ночь, меня сменят только через час после рассвета.
Охотник вскинулся, сверля взглядом паладина.
— Возьмете меня с собой? – напрямик спросил Змеерез.
— Змеерез, то есть Светляк… я не знаю, о чем ты, — сбивчиво начал Свист.
— Мое дело – сообщить, — несколько разочарованно, пожал плечами Змеерез. – Мне пора.
Свист смотрел в спину уходящего паладина со смешанными чувствами, а затем опрометью бросился бежать вверх по лестнице.
— Вот точно так и сказал? – уточнил Орех.
В этот раз комната воеводы больше походила на склад или захламленный чулан, чем на жилое помещение.
— Слово в слово.
Орех присел на туго набитый вещмешок, и задумчиво подпер голову кулаком.
— Он знает и хочет помочь, — воевода поскреб подбородок, — или же это ловушка Ведуна, и все мы отправимся вслед за Скальником.
Свист молчал, опасаясь вмешиваться в рассуждения воеводы.
— Возможно, Ведуну нужен формальный повод, чтобы обвинить всех нас в ереси или даже одержимости демонами, да и избавиться разом от всех неугодных. Значит, будем действовать осторожно.
Орех поднялся.
— С другой стороны, что нам терять, а, Свист? Скальник уже отправился на зуб к Светоносцу, я вот что-то не горю желанием.
— Что ты имеешь в виду, говоря про зубы Светоносца? – уточнил он.
— Да все просто – ведь сожжение Скальника это не столько казнь сама по себе, сколько жертвоприношение. Сетопоклонники отдали врага своего бога ему же в жертву, желая наперед задобрить. В этом вопросе наши соплеменники ни в чем не отличаются от дикарей, делавших кровавые подношения Великому Змею и убивавших ради его благосклонности.
Охотник что-то неразборчиво фыркнул себе под нос.
— Знаешь, Орех, если бы я верил в Светоносца, я бы увидел в смерти Скальника некий знак.
— С чего бы это? – искренне удивился усач.
— Вспомни, кому первому пришла в голову идея жечь врагов? Вспомни тот дождливый день, когда вы собирались поджарить двух дикарских дозорных.
Орех скривился и отвернулся.
— Оставшееся время потрать с толком, — сказал он, не поворачивая головы, – собери вещи, но только самое необходимое, и так придется многое на себе тащить, а уж если за нами снарядят погоню, так и подавно тяжело придется. Ночевать можешь в соседнем зале, там спят Крепыш и Сукоруб с Енотом.
— Думаешь, все так плохо может кончиться?
— Кончиться может по–всякому, но лучше держаться вместе, а то мало ли кто захочет прийти к тебе ночью и устроить богословский диспут.
Свист вышел в коридор, заглянул в зал, где при свете тусклой лампы негромко беседовал Сукоруб с Крепышом, и вдруг заметно приободрился. Ближайшее будущее виделось яснее, пускай им и предстояла опасная авантюра, могущая закончиться так скверно, что Свисту и думать-то про такое не хотелось. Он уже видел себя на солнечной тропе, идущим к Новому Дому. Вроде как даже дышать стало легче.